Повышение по службе - Александр Громов

–Над собой. Над ситуацией. Даже над Рудрой, если уж на то пошло. Почему бы нет?

–И в чем же суть эксперимента?

–Ну, сэр!..– Левитирующий Аверс де Реверс развел руками.– Это сложно объяснить. Кроме того, если я расскажу вам или кому-нибудь другому о сути и цели эксперимента, то нарушу этим его чистоту. Так что – извините, сударь.

–Лучше бы вы зрение себе исправили,– не без толики яда в голосе отозвался Василий.– Неужели это так трудно… сэр?

–Нет ничего легче.– Борис Ефимович вздохнул.– Но не кажется ли вам, что примитивизм банальных, лобовых решений недостоин человека разумного? Он привлекает простаков, как всякая ловушка. Он затягивает. Он разъедает, как короста. Позвольте осведомиться о вашем мнении: приличествует ли нам в нашем положении стремиться к простому и тонуть в обыденности?

Василий озадаченно почесал в затылке и сразу понял: этот естественный жест был воспринят собеседником как свидетельство крайней простоты душевной организации кандидата. Что теперь ни делай, Борис Ефимович будет ставить себя не просто выше, а много выше.

Сейчас и этот скажет, чтобы я не распаковывал вещи, подумал Василий – и ошибся. По-видимому, Борис Ефимович осознал, что Василий ему не конкурент, а коли так, то зачем тратить на него слова?

Впрочем, не факт… Возможно, он, полагая себя хитрее прочих, решил не подвергать новичка психологическому давлению с первых же шагов, а почему решил так, а не иначе – черт его знает.

И пусть себе.

Василий не утерпел – щелкнул для пущего эффекта пальцами, и левитирующий Борис Ефимович оказался внутри пустотелой стеклянной сферы. Туда же Василий поместил пучки водорослей, термометр и воздушный насос, как в аквариуме. Не успел лишь решить, наливать ли воду.

Борис Ефимович уничтожил все это без щелчков и каких бы то ни было других шевелений деталями организма. Просто взглядом.

–Не надо мне мешать,– сказал он строго.

Ладно… Василий плюхнулся в кресло и принялся рассматривать свои ногти. Сегодня он намеревался познакомиться с возможно большим числом кандидатов. Вероятнее всего, сидеть предстояло долго.

Сидеть – и пытаться осмыслить.

Пролетел месяц «кандидатского стажа», пошел второй. Местное время не имело никакого отношения к течению времени в реальном мире. Василий уже привык к тому, что стоит ему захотеть, как в его памяти откладывается знание о каком угодно предмете… то есть о почти каком угодно. Кое-что не давалось – надо думать, Рудра установил границы познания, дозволенные кандидатам. Как раз с течением времени «там» и «тут» разобраться не удалось; Василий однажды попытался – и отступился в состоянии, близком к ужасу. Только и понял, что существуют разные потоки времени, что их множество и что порой они текут независимо друг от друга, а порой хитро переплетаются. Но о физике реального мира, о биологии и об истории человечества Василий теперь знал больше, чем сто академиков. Спроси самого маститого историка, собаку съевшего на Древнем Египте, какое значение для человечества имела, скажем, ссора между Архандром, младшим командиром в отряде наемников Агесилая при фараоне Нектанебе Втором, и Рахотепом, жрецом в храме Птаха,– зависнет академик. Он и не слыхивал о таких персонажах, потому что письменных свидетельств о них не сохранилось. А вопрос-то немаловажный, существенный вопрос…

Изучение прошлого методом прямого наблюдения дозволялось и даже поощрялось; вмешательство, даже наилегчайшее, было невозможно. Наверное, на такое не был способен и сам Рудра.

Информация впитывалась понемногу, зато часто,– наверное, чтобы близкие к закипанию мозги все-таки не закипели. Единая картина мира, впрочем, не складывалась. Вот рабочие модели – другое дело, их можно было строить в голове сколько угодно, хорошие были модели, годные для решения тех или иных частных задач, но далеко не всеобъемлющие. А полное и точное знание – придет ли оно когда-нибудь? И возможно ли оно вообще?

Вопросы, вопросы… Прежняя жизнь отошла в тень, подернулась муаром и казалась пустой, как выброшенная коробка из-под пиццы, а о нелепой попытке самоубийства Василий не мог теперь вспоминать без едкой самоиронии. Пришлось по сути пережить второе рождение, заново учиться ходить, а не ползать, перестать агукать и начать говорить… Он понимал: все это пока семечки, дозволенные детишкам упражнения пополам с дозволенными же шалостями, но потом ведь придется отвечать за свои поступки, вот от чего холод по спине! А тут еще маячат перед глазами другие кандидаты со своими чудачествами и амбициями!

Не было Хорхе, отчего Василий чувствовал себя неуверенно. Курчавый панамец представлялся сейчас чем-то вроде спасательного круга. Похоже, он имел склонность брать шефство над теми, кто на данную минуту слабее его. Видимо, покровительство грело его панамскую душу. Не приходилось ли ему жалеть об этом впоследствии?

Да почти наверняка! В общем-то тяга к патронажу – неудобное качество, если принять за факт, что Рудра оставит только одного преемника. Помогать конкурентам, даже слабым,– плохая идея. Но… может, именно за это качество Хорхе до сих пор и не отчислен?

Василий подстриг взглядом ногти, полюбовался на них и на всякий случай отполировал. Не понравилось. Удалил полировку. Превратил ноготь большого пальца в миниатюрный экран, начал было смотреть онлайн кульминацию битвы при Нагасино и нашел, что в игровом фильме самураи Такэда валились с коней куда живописнее. Дунув на ноготь, убрал экран. Зевнул.

Никто ни шел – ни Хорхе, ни прочие кандидаты. Сейчас Василий обрадовался бы и Валентину с его манией ничтожности. Обязательно расспросил бы его, что можно делать в компании писателя, если нельзя ходить с ним в разведку. Не исключено, что услышал бы: хорошо выпить и плотно закусить. Из невысказанного: непременно поспорить о литературе, придя в итоге к консенсусу насчет убогости творений того или иного халтурщика.

Скучно.

Тем временем Борис Ефимович отпочковал от себя свою копию, причем в точности тех же размеров. Копия зависла рядышком и поправила очки. Копия и оригинал подмигнули друг другу. Наверное, Борис Ефимович мысленно приказал что-то второму Борису Ефимовичу, поскольку копия взяла под несуществующий козырек, огляделась и беззвучно растаяла. Странно, что не сказала «так точно, достопочтенный сэр!».

Копия исчезла, а оригинал, повисев еще немного, расплылся было медузой, затем собрался в шар и вновь принял человеческий облик, все это между полом и потолком, как аэростат. Зачем он это делал, оставалось неясным. Может, это вроде физзарядки, решил Василий.

А кто, собственно, сказал, что богам не нужна физзарядка? Ну, если не богам, так кандидатам…

–Есть ли бог?– вдруг выпалил Василий.

Борис Ефимович прервал свои странные занятия и обратил на него внимание.

–Рудра,– ответил он с недоумением в голосе.

–Рудра не настоящий бог,– возразил Василий.– Рудра, если я правильно его понял, ответственный за Землю и человечество. Шеф и координатор. Он сам себя им назвал. Не вижу оснований не верить, пока не доказано обратное. То есть получается, что он не более чем представитель значительно более высокоразвитой цивилизации, которой зачем-то понадобилось поддерживать во Вселенной хоть какой-то порядок… Он один из многих подобных ему, рядовой служащий. Я понимаю, что все его чудеса, вероятно, не более чем продукт очень продвинутых, но вполне рационально объяснимых технологий. Но я говорю о другом боге.