Ужин вдвоем - Майк Гейл

Около часа мы болтаем о том о сем. Я многое узнаю о пристрастиях и антипатиях Николы: любит голубой цвет и не выносит оранжевого, обожает журналы, а к книгам равнодушна, всегда мечтала иметь лошадь, но пони побаивается — «у них морды какие-то хмурые». Рассказывает она и о своей маме — как та на другой год после рождения Николы вернулась в университет, получила диплом по музыке, потом с четырехлетней Николой переехала к тетке в Лондон, окончила педагогические курсы и теперь преподает музыку и драматическое искусство в школе Хайфилдс в Хекни.

Мне хочется спросить, не замужем ли ее мать. Но Никола не упоминает отчима — только маму да дедушку и бабушку в Дублине. Очевидно, Кейтлин одинока, думаю я с грустью. Неудивительно — работающей женщине с ребенком на руках нелегко устроить личную жизнь. В конце концов Никола случайно упоминает некоего Фрэнсиса, врача, который встречался с ее матерью до прошлого лета. Их роман продолжался года два, а потом однажды мать спросила Николу, что та скажет, если Фрэнсис больше не будет к ним ходить. Никола ответила, что будет по нему скучать. Тогда мать объяснила ей, что такое бывает: порой люди любят друг друга, но хотят совсем разного. Я спрашиваю, скучает ли Никола по Фрэнсису. «Иногда», — отвечает она. Я полагаю, что на этом разговор о Фрэнсисе окончен; но, подумав, она добавляет, словно оправдывается:

— Он меня на машине катал. А дома у него был синтезатор, и он иногда разрешал мне поиграть.

Следующим вечером я отправляюсь в «Асторию» на концерт новой гитарной группы из Соединенных Штатов, о которой говорят, что это надежда рок-н-ролльного мира. Войдя, я вижу, как на сцену поднимается разогревающая команда и хочу подойти поближе, но вместо этого устремляюсь к буфету, чувствуя, что баночка пива мне сейчас интереснее любого рок-н-ролла. Заказываю себе «Холстен Пилс», вижу у стойки знакомую музыкальную журналистку Карен Гиббонс и беру пива и на ее долю. Карен пишет для «Селектора»; знакомы мы с середины девяностых. В те времена оба мы способны были говорить только о музыке. Однако сегодня тематика музыкальной беседы ограничена тем, что мы видим перед собой (Я: Слышала их последний альбом? Слов нет! Она: И не говори, надо ж было так опуститься!), а затем она спрашивает, правда ли, что я теперь даю советы подросткам в журнале «Крутая девчонка». Я подтверждаю этот слух, а в следующие четверть часа покорно выслушиваю историю о том, как она уже четыре месяца изменяет своему приятелю с ударником из одной малоизвестной команды.

И это не единственный случай. В последнее время за советами ко мне обращаются не только коллеги из «Крутой девчонки», но даже безупречные и высокомерные девицы из «Stilissimo». Странно: я остался тем же, что и был, однако слова мои приобрели удивительный вес. Неужели Карен и прочие жаждущие действительно верят, что я знаю о любви и человеческих отношениях что-то особенное, им недоступное? Неужели и вправду видят во мне непогрешимого оракула в любовных делах? Ах, если бы они только знали!

Понедельник, за обедом: Дженни

Половина второго. Мы с Дженни обедаем в «Вагамама» на Лексингтон-стрит. Первые полчаса говорим о делах журнальных, но в конце обеда она вдруг выдает:

— Знаешь, я думаю уйти от Тревора. — Таким спокойным, бесстрастным голосом. — Ничего у нас с ним не выходит.

— Вы с Тревором — прекрасная пара! — возражаю я. — Конечно, бывают у вас свои трения — но у кого их нет? Все мы… — я мучительно подыскиваю подходящие слова, — все мы не совершенны.

— Знаю, — отвечает Дженни. — Совершенства я и не ищу. Но у нас с Тревором не то что совершенства — просто нормальных отношений нет, понимаешь? Вот таких, как у вас с Иззи.

Я молчу. А что тут скажешь?

— Я вообще не уверена, что он меня любит, — добавляет она.

— Конечно любит!

— Нет. Я ему нравлюсь, ему со мной удобно, но я для него — не любимая женщина, а так… есть кто-то под боком, и хорошо.

Она поднимает на меня глаза, а затем, не дождавшись ответа, снова принимается за свои макароны.

Вторник, утром, по телефону: Ли

— Добрый день, это журнал «Крутая девчонка», у телефона Дейв Хардинг.

— Привет, дружище, это Ли.

— Как дела?

— Отлично. Только сейчас немножко занят. Вот, выдалась свободная минутка, решил звякнуть тебе.

Наступает долгое молчание — я пытаюсь припомнить, когда в последний раз общался с Ли по телефону. Он и домой-то нам почти никогда не звонит, а уж случаи, когда «звякал» мне в рабочее время, можно пересчитать по пальцам одной руки.

— Так что же? — поощряю я его.

— Да вот, хотел спросить…

— Да?

— Стелла Иззи ничего не говорила?

— О чем?

— Ну… как тебе сказать… О нас с ней. В последнее время она как-то странно себя ведет. Как будто все ее раздражает. Ну, знаешь, спорит без причины, придирается к каждому моему слову…

— По-моему, Стелла всегда такая.

Ли смеется, но каким-то вымученным смехом.

— Ну да, наверно. Но теперь еще хуже стало.

— Думаешь, она хочет с тобой порвать?

— Наверняка. И все из-за возраста…

— Разница в возрасте — еще не причина расходиться.

— Причина, — отвечает Ли. — И еще какая. Мы с самого начала знали, что из этого ничего не выйдет.

— Но ведь до сих пор держались!

— Ага, — со вздохом отвечает он. Наступает долгое молчание. На заднем плане слышится чей-то недовольный голос.

— Слушай, — полушепотом говорит Ли, — тут мой шеф рвет и мечет. Пойду-ка сделаю вид, что я и вправду очень занят. — И добавляет: — На выходных увидимся… наверно.

— Пока, — отвечаю я. — Увидимся на выходных!

Среда, вечер, по телефону: Стелла

— Привет, Дейв, это Стелла.

— Как жизнь?

— Да как обычно. Сам знаешь: отрабатываю каждый пенс из своей зарплаты. А как поживает наш Доктор Разбитых Сердец?

— Прекрасно, — отвечаю я. — Счастливо совмещает работу с развлечением. Кстати, на этой неделе пришло несколько писем — обхохочешься! Я принесу их домой и покажу на выходных… вы ведь у нас будете на выходные? — Помолчав, я добавляю: — Если тебе нужна Иззи, то она, кажется, в спортклубе. У нее сегодня йога. Думаю, вернется не слишком поздно. Я скажу ей, что ты звонила.

— Не беспокойся. Сама позвоню попозже.

Наступает долгое молчание.

— Дейв!

— Да?

— Да нет, ничего. — Снова долгая пауза. — Слушай, тебе Ли ничего не говорил?