Недоступная и желанная - Лоретта Чейз

Лидия узнала детали случившегося от одного из свободных репортеров, снабжающих редакции новостями из расчета пенни за строчку, который на этот раз решил заработать гонорар в «Аргусе». В этот день она была на расследовании в районе Ламбет-роуд и поэтому оказалась на месте происшествия довольно поздно. Однако как раз вовремя, чтобы стать свидетелем участия Эйнсвуда в спасательной операции.

Сам он ее при этом не видел.

Лидия заняла наблюдательный пост, затерявшись в небольшой толпе слетевшихся к месту катастрофы репортеров. Герцог Эйнсвуд был всецело поглощен разбором кучи битого камня, которую он атаковал с яростной целеустремленностью. Трент с не меньшим энтузиазмом работал рядом. Она видела, как его светлость откидывал в сторону камни и обломки досок, расчищая путь, по которому можно было подобраться к мальчику, потом подпер могучими плечами балку, что позволило достать ребенка из-под завала.

Когда, наконец, извлекли искореженный труп матери, герцог подошел к рыдающей дочери и сунул ей в руку свой кошелек. Затем он схватил за руку Трента и, волоча его за собой, быстро, будто стыдясь сделанного, пошел прочь, расталкивая толпу.

Поскольку даже легкий толчок Эйнсвуда мог отбросить на несколько футов мужчину средних габаритов, подбежавшие было к нему журналисты мгновенно ретировались и вернулись к жертвам происшествия.

Лидия, однако, была не из тех, от кого можно было так легко отделаться.

Она побежала за Эйнсвудом и Трентом на Стрэнд-стрит и догнала их как раз в тот момент, когда те собирались сесть в кэб.

– Подождите! – крикнула Лидия, размахивая блокнотом. – Одно словечко, Эйнсвуд. Две минуты вашего времени.

Вир затолкал растерявшегося Трента в кэб и запрыгнул вслед за ним. Подчиняясь его команде, кэб немедленно тронулся с места, однако Лидия отставать не собиралась. Стрэнд была весьма оживленной транспортной магистралью, что позволяло без особого труда бежать трусцой рядом с кэбом, поскольку тот не мог двигаться быстро в круговороте повозок и пешеходов.

– Ну же, Эйнсвуд, – кричала она, – скажите несколько слов о своем героизме! С каких пор вы стали таким стеснительным и скромным.

Вир выглянул из экипажа и посмотрел прямо на свою преследовательницу.

– Черт возьми, Гренвилл! – крикнул он, перекрывая шум улицы, в котором смешались скрип колес, крики извозчиков и пешеходов, ржание лошадей и гавканье потерявшихся собак. – Убирайся с проезжей части, пока кто-нибудь не раздавил тебя!

– Всего несколько слов, – упорствовала Лидия, продолжая бежать рядом с кэбом. – Позволь узнать, что ты сказал бы моим читателям.

– Скажи им от моего имени, что ты самый привязчивый репей женского рода, какой я когда-либо встречал.

– Привязчивый репей, так, – послушно повторила она. – А по поводу жертв на Экзетер-стрит…

– Если ты не отойдешь с дороги, сама станешь жертвой! И не надейся, что я стану соскабливать тебя с брусчатки.

– Могу я сообщить читателям, что вы действительно думаете о том, как стать святым? Или ваш поступок следует рассматривать в качестве наследственной черты представителя знатного рода?

– Трент заставил меня поучаствовать в этом, – крикнул Вир, откидываясь на сиденье. – Можешь ты заставить своего битюга хоть как-то шевелиться? – прикрикнул он уже извозчику.

Неизвестно, расслышал ли это замечание возница, но лошадь явно взбодрилась и ускорила шаг до такой степени, что чуть не перевернула ехавший рядом экипаж. Кэб пролетел мимо, почти коснувшись его стенки. Экипаж, резко свернув в сторону, вызвал суматоху в рядах участников движения, и неожиданно оказавшаяся в ее центре Лидия едва успела отскочить на тротуар.

– Чума на ее голову, – проворчал Вир, выглянув из-за занавеси и убедившись, что Лидия постепенно отстала. – Какого дьявола она вдруг здесь оказалась? Она же должна была уехать на Ламбет-роуд, чтобы присутствовать при расследовании. Предполагалось, что это займет у нее весь день.

– Никто не может точно сказать наперед, сколько времени займет то или иное занятие, – заметил Трент. – А вот если мисс Гренвилл узнает, что ее планы выведал для тебя Джой Парвис, точно придется начинать расследование в связи с обнаружением его безжизненного тела. – Трент тоже высунулся из кэба и посмотрел по сторонам.

– Она отвязалась наконец, – успокоил Вир. – Сядь как следует, а то того и гляди выпадешь на улицу.

Трент скорчил недовольную гримасу, но последовал совету.

– Вот мисс Гренвилл ушла, и мне опять вспомнился Карл Второй. Что бы это значило, как ты думаешь?

– Чума, – ответил Вир. – Оба они ассоциируются в твоей голове с чумой.

– Не понимаю, почему ты разговаривал с ней так грубо, – удивился Трент. – Ты только предстал перед ней в выгодном свете… Зачем ты сказал, что это я заставил тебя? Ведь это ты ворвался в «Аламод» и вытащил меня оттуда.

– На завалах помимо нас было еще человек пятьдесят, – огрызнулся Вир. – Их Гренвилл почему-то не спрашивала, зачем они туда пришли, не так ли? Это чисто по-женски. Расспрашивать зачем да почему, чтобы понять смысл того или иного поступка.

«Только никакого смысла, – про себя добавил Вир с горечью, – в этом не было». Он же не мог тогда вернуть к жизни девятилетнего мальчика, не мог не допустить, чтобы он был похоронен в столь раннем возрасте. И что бы ни говорил ему сейчас другой мальчик, это ничего не изменит. Он был всего лишь одной из множества жертв. То, что Вир спас его, не имело никакого значения.

От подступившего к горлу его светлости кома у герцога появились резь в глазах и дрожь в голосе. Не стоит ему думать обо всем этом… Особенно о девятилетнем мальчике, которого он не смог спасти.

Виру не станет легче, если он попытается рассказать кому-то о своих чувствах. Он не может облегчить душу, ведь его душу ничто не тяготит. И уж тем более у него не может возникнуть идиотского желания искать облегчения в разговоре с ней. Не потому, что он опасается насмешек или чего-то подобного с ее стороны, а как раз наоборот. Читая ее статьи, он понял: она не такая циничная и бессердечная, какой кажется, не такая уж ужасная драконесса, особенно когда речь идет о детях. Впрочем, ему все это безразлично. Ведь сам он циничен и бессердечен по отношению ко всем.

Вир Эйнсвуд – последний сорвиголова Мэллори, последний негодяй, самовлюбленный тип и так далее и тому подобное. А коль скоро он таков, то может пригодиться ей только для одного извечного дела. Искать в ней сочувствующего слушателя просто глупо. Вир никогда и ни с кем не был откровенен уже потому, что ему не о чем было откровенничать. А если бы и было о чем, он скорее бы согласился быть привязанным к столбу под палящим солнцем Сахары, чем довериться женщине.

Все это герцог Эйнсвуд по дороге домой мысленно повторил несколько раз в различных вариантах и не нашел ни одного аргумента, опровергающего его доводы.

– Трент заставил его делать это. Уж конечно! – пробормотала себе под нос Лидия, направляясь через холл в свой кабинет. – Да целый полк солдат со штыками на изготовку не заставит этого упрямого осла даже улицу перейти, если он не захочет.