Шлиман - Моисей Ликманович Мейерович

особой, впрочем, пользы для науки), очень тепло отнесся к Шлиману, пригласил к себе на завтрак и даже согласился написать предисловие к книге о Микенах.

Книга эта (в основном, правда, составленная из дневника и ранее печатавшихся статей) была написана Шлиманом по-английски с молниеносной быстротой – за два месяца. Затем он приступил к ее переводу на немецкий язык. Оба издания – лондонское и лейпцигское – вышли в 1878 году, за ними последовал французский перевод.

Книга «Микены» знаменует собой очень значительный этап в творческом научном развитии Шлимана. Она деловита, обстоятельна. В ней нет самоуверенного «я» – ведь иные места в предыдущих книгах Шлимана были написаны в манере мемориальных надписей персидских царей, высекавших на скалах рассказы о своих победах и завоеваниях.

Но романтика воскрешения прошлого живет в книге о Микенах.

Вскрывая гробницы, наполненные скелетами и золотом, Шлиман не мог не вспомнить страшной картины побоища во дворце Агамемнона, не мог отказаться от мысли, что перед ним жертвы исторической трагедии.

При раскопках Микен был допущен ряд методологических ошибок и неверных домыслов (В частности, оказалось, что на рассказ Павсания о могилах Атрйдов действительно нельзя было полагаться: после отъезда Шлимана из Микен оставшийся там Стаматаки продолжал раскопки и нашел возле могильной ограды еще одну, шестую, могилу, о которой Павсаний не упоминает. Вообще можно думать, что Павсаний не видел открытых Шлиманом на акрополе «шахтовых» могил, а подразумевал в своем описании купольные гробницы (толосы) нижнего города, которые видны были на поверхности земли), но их уже гораздо меньше, чем в первой, троянской, кампании. Самое же главное заключалось в том, что в Микенах действительно была найдена новая культура, предшественница классической греческой. Еще не ясен бытовой и социальный уклад микенской эпохи, еще не известны исторические факты, никаких древних надписей в Микенах Шлиман не нашел, но новый мир для археологии открыт, и рамки истории побережья Эгейского моря отодвинуты далеко в глубь веков.

Это важнейшее достижение Шлимана оценили по достоинству наиболее вдумчивые из ученых. Кембриджский профессор Макс Мюллер писал Шлиману о троянских и микенских находках; «Хотя я сомневаюсь, чтобы к какому-нибудь из ваших сокровищ прикасалась рука Елены, я вижу, что появились важнейшие факты для науки о местной цивилизации той области, которую вы так терпеливо и успешно исследовали».

Теперь возникал вопрос о том, что общего у Микен и Трои с гомеровской эпохой, иными словами – как датировать новооткрытую культуру?

Шлиману было ясно, что ответ на этот вопрос дадут лишь дальнейшие упорные поиски. Он уже не рассчитывал исключительно на свои силы. В письме к одному афинскому археологу он пишет: «Я вижу, что сделал все, что мог. С моими знаниями невозможно сказать больше. Я знаю, насколько неполны и шатки мои аргументы, в особенности датировка, и поэтому я прошу вас немедленно сообщить, согласны ли вы мне помочь».

Но именно этой-то помощи Шлиман не получил. Наоборот, никогда еще не приходилось ему выслушивать столько издевательств и ругани, как после открытия микенского клада. Специалисты, а вслед за ними и газеты, обливали Шлимана грязью. Утверждали даже, что Шлиман сам подсунул золото в гробницы! В юмористических журналах появлялись стишки и карикатуры, высмеивавшие кладоискателя. Первое время Шлиман пытался отвечать на эти нападки, но газеты не помещали его полемических статей. Особенно распространены были такие нападки в Германии.

В разгоревшейся полемике ошибочную позицию занял и видный русский археолог, академик Л.Стефани, директор Эрмитажа. В то время в курганах Южной России и Украины были найдены знаменитые скифские могилы, наполненные замечательными золотыми изделиями (Это непревзойденное по своему историческому и художественному значению собрание скифского золота хранится в Особой кладовой Государственного Эрмитажа в Ленинграде). Увлеченный этими находками, Стефани построил теорию о «скифском происхождении» микенского золота. По Стефани, выходило, что скифы, совершив в III веке нашей эры нападение на пелопоннесские города, похоронили в Микенах своих предводителей, оставив в могилах золотые предметы, частью взятые в ограбленных городах Греции, частью же привезенные с собой.

К чести русской науки надо сказать, что эта построенная на песке теория недолго имела у нас хождение. Но на Западе подобные измышления сыпались как из рога изобилия. Одни профессора утверждали, что микенские древности были привезены из Индии, другие объявляли, что они – кельтские, третьи находили в них явные следы готического стиля (Знаменитый археолог Курциус заявлял даже, что одна из микенских золотых масок представляет собой… византийское изображение Христа).

Уже сама острота этой полемики показывала, какое исключительное значение должно было иметь для науки открытие Шлимана.

Семь городов

Все ты поёшь по порядку, что было с ахейцами в Трое,

Что совершили они и какие беды претерпели;

Можно подумать, что сам был участник всему иль от верных

Все очевидцев узнал ты…

«Одиссея», VIII, 489-492

Но нашелся в Германии человек, который смело и последовательно выступил в защиту Шлимана. Описанию этого человека следовало бы посвятить много страниц, но, чтобы не уводить читателя далеко в сторону, приведем из книги Поля де Крюи «Охотники за микробами» несколько строк, посвященных «профессору Рудольфу Вирхову, величайшему немецкому ученому и патологу, человеку необычайной эрудиции, знавшему больше и о большем количестве вещей, чем шестьдесят ученых профессоров, взятых вместе… Вирхов был верховным законодателем немецкой медицины…Вирхов напечатал – не преувеличивая – тысячу ученых трудов на самые разнообразные темы, начиная со строения головы и носа у немецких школьников до поразительной узости кровеносных сосудов у молодых, страдающих малокровием девиц». К почтительно-ироническому перечню Поля де Крюи можно прибавить многое: Вирхов был не только выдающимся медиком, создателем целлюлярной патологии, но и этнографом, этнологом, занимался географией, ботаникой, зоологией, палеонтологией и историей первобытного общества, и во всех этих областях знания оставил солиднейшие исследования.

Кроме того, Рудольф Вирхов был видным политическим деятелем.

Избранный членом парламента, он возглавлял крайнее левое его крыло. Нужно помнить, что это были годы владычества Бисмарка. На этом фоне либерально-буржуазная идеология Вирхова казалась «красной». Он, особенно в первый период своей деятельности, смело выступал против всей системы политической реакции и захватнической колонизаторской политики Германии. В частности, Вирхов заслужил ненависть реакционных шовинистических кругов своими выступлениями в защиту евреев (сам он был немцем по происхождению).

И вот профессор Вирхов в 1877 году в городе Констанце, на конференции германского антропологического общества, добился того, что доктор Генрих Шлиман был избран почетным членом общества. Это избрание, однако, не остановило травли Шлимана в германской прессе. Нападки на Шлимана стали