Шлиман - Моисей Ликманович Мейерович
Шрифт:
Интервал:
Все чаще мысли Шлимана возвращались к Трое.
Микены подтвердили подсказанное Троей предположение о существовании древней культуры, резко отличавшейся от античной. С опытом микенских раскопок нужно было вернуться на Гиссарлык, чтобы заново разобраться в путанице исторических слоев, в лабиринте стен и переходов, в особенностях росписи на вазах. Нужно было, наконец, обследовать окрестности Трои.
Шлиман стал хлопотать о новом султанском фирмане.
После щедрого дара константинопольскому музею отношения с турецким правительством установить было не трудно. Но в 1878 году Шлиман уже был, по выражению одного из его биографов, «великой археологической державой». Он предъявил свои требования; фирман должен был предоставить археологу право исследовать всю Троаду. Тут возникли затруднения. Опять Шлиман пустил в ход дипломатические связи, действуя и через американского посла, и через итальянского, и через английского. Вирхов попытался помочь со своей стороны, но германское правительство вовсе не желало беспокоить по подобным поводам своего посла в Константинополе. Больше всего Шлиман надеялся на сэра Лэйарда, знаменитого археолога и ассириолога, который был недавно назначен британским послом при Высокой Порте (Высокая Порта – официальное название (до 1918 года) турецкого правительства; первоначально наименование резиденции турецкого султана).
Хлопоты затянулись, а Шлиман не любил терять времени. Он вновь поехал на остров Итаку. Десять лет прошло с тех пор, как Шлиман отправился в свое первое путешествие по следам Гомера. За эти годы многое изменилось на свете. Изменился и сам Шлиман – из богатого чудака-самоучки он превратился в известного археолога, об открытиях которого говорил весь мир.
А на Итаке все оставалось по-прежнему. Лесистые горы, каменные хижины пастухов на склонах, несколько деревушек и тихий город Вати – все было исполнено патриархальной простоты и гомеровской торжественности.
Шлиман повел раскопки методически: сначала он исследовал долину Полис. По одному преданию, здесь была расположена столица Одиссея. Шлиман был уверен, что это ошибка, и оказался прав. Все поисковые шурфы, заложенные в долине, не дали ни малейших следов архаического поселения. Найденные черепки не имели ничего общего с троянскими и микенскими вазами, – а это уже стало научным критерием: только троянско-микенский стиль мог свидетельствовать о принадлежности к гомеровской эпохе! Шлиман – странно сказать – был доволен тем, что ничего не нашел здесь.
Зато раскопки на горе Аэт дали замечательные результаты. Вскрылась большая крепостная стена циклопической кладки, защищавшая подступы к вершине горы. А на самом плато Шлиман нашел до ста девяноста развалин древних домов. Не было никакого сомнения, что здесь когда-то существовал цветущий город.
И вот тут-то Шлиман вдруг проявил необычайную сдержанность. Никаких широковещательных статей не поместил он в газетах, никаких домыслов не позволил себе! Этот циклопический город, по собственному утверждению Шлимана, «не имеет подобного себе в целом мире»; одно из местных преданий называет эти развалины «городом Одиссея», а в сообщении об этих находках Шлиман не дает никаких ссылок на Гомера, город он именует «так называемый город Одиссея» и ушатом холодной воды обливает англичанина Джелла, в 1807 году выпустившего фантастическое «гомерофильское» описание Итаки.
Десять лет прошло недаром. Шлиман 1878 года – уже не прежний восторженный турист, а ученый-исследователь, крупный археолог. Он не имеет права заблуждаться. Он знает, что гомеровская эпоха воплощена в микенских памятниках, а в циклопическом городе на вершине Аэта нет следов микенского стиля, найденная там керамика напоминает лишь находки в доисторических, древнейших пластах Гиссарлыка.
Описание постройки, которую десять лет тому назад Шлиман прямо объявил «скотным двором Эвмея», сопровождается теперь лишь осторожным предположением: она «могла бы подать Гомеру мысль о двенадцати свиных закутах, построенных божественным пастухом». Дело в том, что опять-таки поблизости были найдены черепки глиняных горшков древнейшего, домикенского, стиля.
Но не надо думать, что «гомеровский экстаз» вовсе покинул Шлимана. Наоборот, еще глубже стало это увлечение. Глубже и серьезней. Шлиман писал: «Я призываю всех любителей Гомера посетить Итаку, потому что нигде в греческом мире воспоминание о греческой древности не сохранилось так живо и в такой чистоте, как здесь. Здесь каждая маленькая бухта, каждый источник, каждая скала, каждый холм, каждая оливковая рощица напоминают нам о божественном певце и его бессмертной «Одиссее», и одним прыжком переносимся мы в самый блестящий период греческого рыцарства и греческой поэзии».
Шлиман-археолог нашел на Итаке стены доисторических зданий и керамику, не имеющую ничего общего с Гомером. Шлиману-туристу, Шлиману-романтику достался гомеровский пейзаж: бухты, холмы и оливковые рощи Итаки.
Археолог и романтик ужились в одном человеке, перестали мешать друг другу, но не перестали друг другу помогать.
Это видно по результатам новой троянской кампании.
Только в конце сентября 1878 года Шлиман получил возможность начать работу на Гиссарлыке. Он покинул Афины. Софья на этот раз не поехала с ним: в марте этого года родился третий ребенок и был назван Агамемноном.
Шлиман на Гиссарлыке не торопился копать. Он возился с постройкой домов, складов и конюшен, устраивал кухню. В раскопах прокладывали рельсы узкоколейки для конных вагонеток. Подготовка велась солидная, в соответствии с новыми задачами, которые Шлиман поставил перед собой.
Наконец раскопки начались. Шлиман стал детально исследовать то здание, которое раньше назвал «дворцом Приама» (теперь он сдержанно именует его «домом царя или градоправителя»).
21 октября возле дома была найдена большая, грубо сделанная терракотовая ваза, наполненная доверху каким-то белым порошком. При находке случайно присутствовали офицеры с английского военного корабля «Монарх», зашедшего в Дарданеллы. Один из офицеров зачерпнул из вазы горсть странного порошка и стал просевать его сквозь пальцы, Через минуту на ладони любопытного офицера осталось… золотое кольцо.
Ваза оказалась наполненной золотыми предметами. Порошком ее засыпали, очевидно, из предосторожности.
Вскоре поблизости нашлись еще три клада, поменьше. Все они по характеру совпадали с первым Большим кладом 1873 года.
Зимние дожди принудили прекратить раскопки в конце ноября. Но уже в январе 1879 года Шлиман получил от Лэйарда радостную телеграмму: турецкое правительство
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!