Гробница Анубиса - Фредерик Неваль

— Не знаю, как мне вас… Не может быть! — Лупа, что была у меня на глазу, со стуком упала, Гиацинт даже вздрогнул от неожиданности. — Это же… Это титан!

— Как и Александров меч?

Я схватил полотенце, потер металл, и показалось клеймо. Увидев его, мой компаньон выругался по-итальянски. Рука, сжимающая молот. Клеймо Гефеста…

— Теперь мы знаем, за каким чертом Гелиос послал нас к черту в пекло, — процедил я. — А вам он ничего не сказал?

Гиацинт медленно покачал головой. Он был сражен.

Вечером мы собрались за тем же столом — Ганс, Гиацинт и я. Настроение было так себе: ни Богу свечка, ни черту кочерга. Сидели, тупо пялясь на титановый анк. Он лежал посреди стола, очищенный от позолоты. На обеих плоских его сторонах, так сказать, спереди и сзади, теперь стали видны египетские буквы и рисунки, для меня абсолютно непонятные. Нанесены посредством инкрустации — уж не знаю, каким чудом этого можно было достигнуть: в металл вделаны кусочки стекла, полученного спеканием.

— Ну, и чего вы ждете? — не выдержал Ганс, с вызовом глядя по очереди то на меня, то на Гиацинта. — Думаете, он заговорит?

Я взял анк, повертел его, разглядывая со всех сторон при свете лампы.

— Надо бы его сфотографировать и послать надписи Этти, пусть расшифрует.

— В конторе есть сканер, — сообщил Гиацинт. — А вы и вправду ничего не сможете из него вытянуть?

Он протянул мне лупу, пришлось ее взять. Итак, с одной стороны анк был покрыт египетскими письменами, которые для меня темны, другую же, по-видимому, занимала весьма тонкой работы фреска или фриз. Анубис и фараон, обращенные лицом друг к другу. Бог с шакальей головой держит в руках анк и посох. Над головами их обоих изображены весы. На одной чаше покоится перо, на другой сердце умершего. На переднем же плане просматривается третий персонаж, судя по всему, жрец, поскольку он, коленопреклоненный, благоговейно простирает руку, будто стремясь коснуться ею руки Анубиса, потрясающего анком. Однако создается впечатление, что фигура жреца не является частью фрески или фриза.

— Как они ухитрились внедрить стекломассу в титан, да чтобы все это не сплавилось в один ком? — подивился Ганс.

— А ты вспомни костяную рукоятку меча Александра, — проворчал я.

— Так ты все еще не знаешь, как он управился, тот парень, что это сделал?

С выражением немого вопроса я обернулся к Гиацинту.

— В этом конкретном предмете я компетентен не больше вашего, — заверил тот. — Наперекор тому, что вы, кажется, себе вообразили, в секреты богов я не посвящен. Я это отсканирую и по мейлу отправлю в Дели, нашим людям. Они все передадут Этти.

Когда Гиацинт удалился, мой бывший стажер, толкнув меня в плечо, заржал насмешливо:

— Он что, всегда так взрывается, когда его о чем-то спросишь?

— Перестань, Ганс. Сейчас не время выяснять отношения.

К Александрии мы подошли глубокой ночью. Сойдя на берег, получили от людей Гелиоса наши паспорта, оформленные по всем правилам, и фальшивые документы, свидетельствующие, что анк зарегистрирован. Сквозь таможню мы проскочили легко, как поздравительные открытки — в щель почтового ящика: «Добро пожаловать, господа профессора, ваш приезд для нас большая честь» Но меня это уже не поражало.

— Как-то странно, что мы снова здесь. — заметил Ганс. — А теперь куда? В супердомик Гелиоса, как в прошлый раз? — (Гиацинт кивнул, забираясь в машину — она тоже нас ждала.) — Первым делом плюхнемся в джакузи!

Резиденция Гелиоса уютно расположилась в глубине великолепного и чрезвычайно обширного горного плато, которое простиралось более чем на два десятка километров. Там Египет обретал модерновый облик, поражая глаз чудесами новой технологии. Пляжи и затейливые строения во вкусе поклонников футурологии сменяли друг друга, приноравливаясь к прихотливым извивам береговой полосы в веселом разгуле синевы и белизны. Великолепие довершали пышные вкрапления зелени, весьма продуманно разбросанные тут и там.

Охранник в ливрее взял у Гиацинта ключи от машины и сам отогнал ее на парковку.

Таща на плечах свои рюкзаки, мы прошли через холл, который весь сверкал зеркалами и позолотой. Гигантский лифт отвез нас на последний этаж, и, когда он с легоньким мелодическим позвякиванием остановился, мы оказались на площадке, где в нас уставились одновременно две камеры слежения. При помощи электронной карты, которая здесь заменяла ключ, Гиацинт открыл единственную дверь, что там имелась.

— После тебя, Ганс, милости прошу!

Юнец ринулся к ванной прямиком, безошибочно, будто всегда здесь жил. Вот это прыть!

Вслед за ним вошел и я, сбросив свой рюкзак на пол. Александрийские апартаменты Гелиоса, громадные и снабженные идеальными кондиционерами, занимали почти весь верхний этаж. Декор являл собой образец современного дизайна — все голо и светло, мебель выдержана в строгих, блеклых тонах, без намека на броский орнамент и очень удобна. Всюду преобладали простые, четкие линии.

Коллекционные произведения искусства, представленные здесь, были немногочисленны — в основном модерновые бронзовые статуи и картины, говорящие о трепетном почтении современного вкуса к пустоте.

Я развалился на белоснежном кожаном канапе, а Гиацинт достал из бара-холодильника две банки пива. Одну вручил мне, а с другой скрылся в соседней комнате.

Когда он возвратился, облаченный в купальный халат, я уже приканчивал свое пиво.

— Мейл, который я отправил вашему брату, не был прочитан, — сообщил он, садясь со мной рядом. Взял мобильник, принялся набирать длинный номер. Я смотрел на него, чувствуя, как сердце начинает щемить все сильнее и сильнее. — Автоответчик, — вздохнул он. — Мобильник вашего брата или отключен, или вне досягаемости сети. — Он набрал другой номер. — Марта? Это Гиацинт. Выведи меня на контакт с Этти Лафетом, в Дели. Да, срочно. — Он ждал, нетерпеливо постукивая ногой по полу. — Алло? — (Я навострил уши.) — В таком случае дай мне бюро администратора. Алло? Администратор? Мне нужно связаться с одним из ваших клиентов, месье Лафетом Номер 87. — (Я увидел, что он бледнеет.) — Когда? Благодарю вас.

Он положил трубку и повернулся ко мне, вконец растерянный.

— Что такое? — От страха у меня аж живот подвело. — Где мой брат?

— Со вчерашнего дня Этти больше не фигурирует в реестре гостиницы. Он зашел за своими вещами и расплатился по счету.

Кровь застыла у меня в жилах, в воображении зароились, громоздясь одна на другую, наихудшие гипотезы. Я тотчас взбунтовался:

— Что это еще за новости? Я-то думал, вы его оберегаете!

Не отвечая, он знаком попросил меня зажечь ему сигарету, а сам снова схватил мобильник:

— Марта? Это опять Гиацинт. Где Джеймс и Энтони? — Его лицо прояснилось, а я с бьющимся сердцем уже протягивал ему сигарету. — Они в пределах досягаемости? Давай-ка их сюда, моя прелесть. Все хорошо, — бросил он мне, подкрепив слова ободряющим кивком.