Эзотерическое подполье Британии. Как Coil, Current 93, Nurse With Wound и другие гениальные сумасброды перепридумали музыку - Дэвид Кинан

первый альбом назывался бы Funeral Music For Princess Diana. «Это одно из событий в истории Coil, за которые я себя виню, – признается Слизи. – С самого начала нашей работы Бэланс пытался убедить меня, что нам надо выпустить альбом, который назывался бы Funeral Music For Princess Diana». Когда Бэланс предложил его в качестве альтернативы Scatology, Слизи возразил, что оно слишком опасное. «Он убедил меня отказаться, – говорит Бэланс. – Мы перебрали много вариантов. Незадолго до этого умерла Лора Эшли, поэтому мы думали назвать его Laura Ashley Has Fallen Down Stairs. Другим вариантом было Big Knobs & Broomsticks, но только Funeral Music For Princess Diana выстрелило». Хотя Бэланс думал о Генри Пёрселле и том, как люди заказывали музыку для собственных похорон[105], в конечном счете он отбросил название, решив, что его неизбежно (и несправедливо) воспримут как анархо-панковский лозунг. «Жаль, что я не доверял его видению, – сожалеет Слизи. – Бэланс часто заглядывает в будущее».

Любовь всерьез

Пусть ханжи и пуритане бессознательно поклоняются Сатане – они поймут свою ошибку, ибо ни один человек не может основывать свою жизнь на отрицании.

Я здесь, чтобы спасти Англию, и мой дух не успокоится, пока свинья коммерции не падет с утесов Дувра.

Ральф Николас Чабб[106]

Когда Coil стали больше напоминать группу, чем просто сборище из Бэланса, Слизи и приглашенных музыкантов, Стив Троуэр переехал в Лондон, чтобы укрепить их рабочие отношения, хотя в не меньшей степени его привлекали сексуальные перспективы, которые предлагал Лондон по сравнению с Уэйкфилдом. «Приехав в Лондон, я первым делом спросил Слизи, где бы найти с кем потрахаться и сколько нужно будет заплатить, – признается Троуэр. – Мне было двадцать, выглядел я на семнадцать и вообще был довольно симпатичным, но был уверен, что мне придется платить за секс. Когда мне объяснили, что я могу пойти в гей-клуб и легко найти там кого-нибудь бесплатно, причем делать это регулярно, я был потрясен лондонскими обычаями! В 1984–1985 годах, общаясь с Бэлансом, я начал приезжать в Лондон на выходные или даже целую неделю. Вскоре стало ясно, что лондонские приключения гораздо увлекательнее, чем жизнь в скучном северном городишке».

Через несколько недель после знакомства с Бэлансом Троуэра представили Дереку Джармену, который убедил его окончательно переехать. «Я очень любил кино и был крайне рад знакомству с Дереком, – рассказывает Троуэр. – Из его фильмов я видел только „Себастьяна“, который мне совсем не понравился, но после нескольких дней, проведенных в его компании, я был в полном замешательстве. Дерек производил впечатление прекрасного, щедрого и вдохновляющего человека. Тогда я отправился в лондонский кинотеатр „Скала“ посмотреть его „Бурю“ и „Юбилей“. Я боялся, что они мне тоже не понравятся, но был приятно удивлен. „Юбилей“ привел меня в восторг, но Дерек скромно заметил, что своими лучшими работами считает эксперименты в формате „Супер-8“. Это было еще до волны увлечения любительской съемкой, адепты которой вдохновлялись творчеством Дерека. Это серьезный шаг для крупного режиссера – взять и сказать, что короткометражки с почти нулевым бюджетом являются его основной работой, тогда как полнометражные фильмы – лишь чем-то побочным. Было ясно, что это не поза. Он сильно повлиял на меня – не только своим искусством, но и как личность. Я вырос в среде, где страсть к чему бы то ни было считалась редкостью, и встретил выдающегося, веселого, энергичного, чуткого человека, который показывал, как искусство и жизненная сила могут все преобразить». Троуэр все больше сближался с Джарменом, в результате снявшись в трех его фильмах: «Воображаемый октябрь», «На Англию прощальный взгляд» и «Караваджо». Примерно в то же время Coil начали работу над саундтреком к «Разговору с ангелами» – первому полнометражному ненарративному фильму Джармена, снятому на «Супер-8» и затем переведенному на 35-мм кинопленку. Озвученный актрисой Джуди Денч, читающей сонеты Шекспира, «Разговор с ангелами» представляет собой «поэтическую грезу» о судьбах двух влюбленных. Самое трогательное в фильме – то, как Джармен упивается изображаемой невинностью. В массовой культуре невинность редко ассоциируется с гомосексуальной любовью, которую «моральный консенсус» по определению рассматривает как нечто разрушающее и извращающее невинность. Отвоевывание Джарменом этих позиций делает ленту невероятно волнующей. Название отсылает к контакту Джона Ди и Эдварда Келли с ангелами на долапсарианском языке[107] и одной из целей магической системы Алистера Кроули, взятой из «Книги святой магии Абрамелина»[108]: «познание и разговор со святым ангелом-хранителем».

Фрейя

Идея сотрудничества возникла, когда Джармен предложил Coil записать саундтрек к уже снятому фильму, состоявшему из единственного кадра с разрушенным куполом в Риме, наложенным на фигуру продавца билетов на фоне лондонского Института современного искусства. И Слизи, и Бэланс сказали, что фильм чудовищный. «Смотреть это было невозможно. Мы ответили, что с удовольствием записали бы саундтрек к какому-нибудь его фильму, но этот нужно переснять, – говорит Слизи. – Он так и поступил. Когда Дерек его переделал, мы пошли в студию вместе с ним и сыграли все вживую». Бюджет был минимальным. Использовали они преимущественно цифровой сэмплер E-mu Emulator, а плеск воды в фильме – это запись того, как Джармен моет в тазу ноги и руки Бэланса параллельно с происходящим на экране.

Бэланс и Слизи до сих пор говорят, что они в большей степени поклонники самого Джармена, нежели его работ. Его видение английскости сильно отличается (сексуально, политически и артистически) от того, что предлагают общепринятые нарративы, и его обращение к теме потаенной истории оказалось очень плодотворным. «Когда мы работали над „Разговором с ангелами“, он вдруг подарил мне первое издание „Книги удовольствий“ Остина Османа Спейра, – вспоминает Бэланс. – Я даже не думал, что он о нем знает. Он отлично разбирался в магических традициях и системах. У него была очень необычная библиотека: крошечная комнатка с полками, между которыми едва можно было протиснуться, и потайной секцией с потрясающими алхимическими трактатами в пергаментных переплетах. Даже не знаю, где он их разыскал». Джармен также увлекался стихографикой, особенно Домом Сильвестром Уэдаром – монахом, который провел большую часть жизни в аббатстве Принкнэш в Глостершире и с помощью печатной машинки творил дзеноподобные каллиграфические изображения (называя их «шрифтрактами»[109]), в которых пытался выразить невыразимое. Джармен то и дело убеждал Бэланса отправиться в монастырь и познакомиться с ним. Энтузиазм, с которым он пытался объединить разных творческих людей, был одной из его отличительных черт.

Слизи убежден, что благодаря гомосексуальности – неотъемлемой части бытия Джармена – режиссер воспринимал мир гораздо глубже, чем гетеросексуальный художник. Будучи гомосексуалом, Дерек осознавал ложь, на которой основан английский культурный канон, и понимал, что очень многое он осознанно игнорирует либо отрицает. В искусстве существует сугубо гомосексуальный слой, который постоянно замалчивается и никогда не получает признания. Одним из побочных продуктов сотрудничества Джармена и Coil стал подъем на поверхность этого мятежного субкультурного течения. «Думаю, преимущество геев в том, что, когда они осознают свою гомосексуальность, это становится для них ощутимым доказательством того, что мир не таков, каким его все представляют, – рассуждает Слизи. – Возможно, эта черта, эта способность была только у людей, чья юность пришлась на 1960–1985 годы. С тех пор развился своего рода гей-мейнстрим, и, когда я смотрю на молодых геев сегодня, мне кажется, что они не осознают себя другими. А если и осознают, то это всего лишь еще один цвет из палитры Abba. Может быть, нам просто повезло, но это одна из причин, почему мы почувствовали близость, встретив Джармена. То же было и с Берроузом: с первой страницы его книги мы поняли, что между нами есть нечто общее, что-то глубокое и очень важное».

Концепция «девиантности» является ключевой для Coil как художников: они сознательно работают на грани социальной дозволенности, деформируя общепринятые представления. Посредством творческих девиаций они обрели собственный голос и художественное ви́дение. «Чтобы найти голос, нужно убедиться, что вы не говорите то же самое, что и все остальные, – объясняет Слизи. – Очень важно делать что-то, что исходит непосредственно от вас». Такие художники, как Берроуз и Джармен, близки Coil, так как выдавали своего рода разрешение оставаться верными себе и следовать своим убеждениям. «Это как если бы вы хотели открыть капот и покопаться в двигателе, изменить себя, свое сознание или хотя