Эзотерическое подполье Британии. Как Coil, Current 93, Nurse With Wound и другие гениальные сумасброды перепридумали музыку - Дэвид Кинан

отдаленное позвякивание хирургических инструментов. «У нас со Стивом настолько близкие и симбиотические отношения, что между нами происходит постоянный круговорот идей, – говорит Тибет. – Он помнит запись альбома иначе, но никакого парадокса здесь нет. Я мог рассказать ему свою историю, а он – ответить: „Вот странно, в больнице я чувствовал то же самое“».

На In Menstrual Night с Current впервые сотрудничала Роуз Макдауэлл, бывшая участница шотландской поп-психоделической группы Strawberry Switchblade. Тибет познакомился с ней через Пола Хэмпшира aka Би, которого впервые встретил в фетиш-клубе Skin Two, обратив внимание на его футболку с Чарльзом Мэнсоном – символом, служившим для представителей индустриальной культуры своего рода алой гвоздикой в петлице. Роуз и ее тогдашний муж Дрю Макдауэлл попали в круг PTV в начале 1980-х благодаря дружбе с Алексом Фергюссоном, с которым познакомились в 1979 году в Глазго, где он работал над синглом «Blue Boy» группы Orange Juice. Приехав в Лондон, Макдауэллы подружились с Би и Пи-Орриджем. «Мое знание о Strawberry Switchblade ограничивалось их песней „Since Yesterday“, – рассказывает Тибет, – которая в силу моего снобизма казалась мне девчачьей фигней. Со временем, конечно, я стал одержим герл-группами. Я до сих пор очень люблю эту песню – на Swastikas For Noddy есть кавер на нее. Я подружился с Роуз и ее мужем Дрю, позже вошедшим в состав Coil». «Тибет очень хотел познакомиться с Роуз, – рассказывает Хэмпшир. – А кто бы не захотел! У нее удивительный голос, она шикарно выглядит и вообще приятный человек. Если вы знали какую-нибудь знаменитость, Тибет немедленно хотел с ней познакомиться. Он был достаточно проницателен и понимал, что знакомство с такими людьми послужит ему на пользу. В те времена заполучить Роуз для своего альбома было очень выгодно».

Роуз Макдауэлл. Церковь Сен-Жермен, Амьен, Франция, 1992 год

К группе присоединились также Хильмар Ёрн Хильмарссон из исландского подразделения PTV (барабанщик на In Menstrual Night) и Кейко Ёсида – журналистка, которая брала у Тибета интервью для японского журнала и спела для альбома японскую колыбельную. В дополнение к двум тысячам пластинок была выпущена тестовая партия из 19 винилов с обложками ручной работы. Ее напечатали только потому, что Rough Trade, ставшие дистрибьюторами United Dairies, убедили Тибета сделать такое промо. В результате это стало одной из самых провальных промокампаний в истории, так как все пластинки растащили коллекционеры, позже продав их за баснословные деньги. Конверты и правда выглядели великолепно: Стэплтон разместил спереди забрызганные краской кусочки расколотого винила, а на обороте – ксерокопированные снимки состава группы, тогда как Тибет украсил их католическими символами, прикрепил маленький конверт, в котором лежал стикер со святым, а поверх нарисовал кроулианскую гексаграмму с Антихристом.

Сборник Ohrenschrauben послужил отличной визитной карточкой для Кристофа Химанна и Ахима Флаама, которых заметили другие музыкальные аутсайдеры, например Асмус Титченс – электронщик, впервые появившийся на авангардной сцене в 1970-х на совместном альбоме группы Cluster с Брайаном Ино, а также игравший в космической супергруппе Liliental вместе с Окко Беккером, Конни Планком, Дитером Мёбиусом и участниками любимой группы Стэплтона Kraan Йоханнсом Паппертом и Гельмутом Хаттлером. Титченс написал Химанну и Флааму, сказав, что хотел бы поучаствовать в следующих сборниках Dom, а поскольку второй (Ohrensausen, что означает «странный звон в ушах») был уже на подходе, они приняли его предложение. Стэплтон тоже наладил контакт с Титченсом, позже выпустив его альбом Former Letzer Hausmusik. В марте Стэплтон и Роджерсон вновь отправились в Ахен, чтобы встретиться с Титченсом в доме родителей Химанна.

«В конце концов мы все отправились в студию, – рассказывает Химанн, – и сделали несколько записей, но Стив забрал пленки с собой и теперь говорит, что не помнит, чтобы брал их, так что они „утрачены“. Сессия была и правда не лучшей, поскольку Асмус не любил работать с другими, а мы с Ахимом были очень неопытны. Возможно, оно и к лучшему, что пленка исчезла».

В августе NHAS поехали в Лондон и остановились в квартире Роджерсон в Арчуэе по адресу Сент-Джонс-Виллас, 40, где Стэплтон жил со своим приятелем Джеффом Коксом – фанатом, написавшим ему в 1983 году. Химанн и Флаам выросли в обычных домах представителей среднего класса и оба были потрясены, когда Стэплтон привел их в квартиру. В аквариумах плавали какие-то доисторические существа, стены были окрашены во все цвета радуги, полки забиты руками и другими частями манекенов, а со стен свисали обрезки шлангов. «Одна стена была целиком завалена пластинками, – вспоминает Химанн. – Там попадались совершенно удивительные вещи. Он ставил нам множество групп, о которых мы даже не слышали. Кругом была куча наркотиков, а я их тогда практически не употреблял».

«Мы жили в одном доме с немытым, изможденным и сумасшедшим индийцем, обитавшим на первом этаже буквально по колено в собственном дерьме и ворохе листов, исписанных безумными текстами и рисунками, – вспоминает Кокс. – На верхнем этаже уединился старый ирландский алкоголик с молодой женой, давно страдавшей от психического расстройства. Отношения с соседями были довольно натянутыми».

«С Коксом было здорово, пока мы не дали ему кислоту, – рассказывает Стэплтон. – Он просто спятил. У нас в аквариуме жили аксолотли, такие розовые создания с красными жабрами. Обычно аксолотли тихие, но если их потревожить, то становятся злющими. Джефф очень их любил. Его всегда очаровывали необычные существа. Он принял кислоту и по какой-то причине – не знаю, телепатия это была или еще чего – уставился на аксолотлей, которые прямо у него на глазах начали убивать и поедать друг друга, выдирая жабры. Они никогда не делали ничего подобного. Телесного цвета и покрытые кровью, они выглядели как первые животные на Земле. И вот на них смотрит Кокс, принявший свой первый ЛСД, а мы сидим рядом и пытаемся его успокоить. После этого трипа он очень изменился, из него полезла наружу эксцентрика, которая где-то там всегда и сидела, на самом деле. Он всю жизнь исследовал необычных людей и в результате сам стал таким». «Для меня это было драматичным знакомством с инфернальным миром ЛСД, из которого я вышел полностью опустошенным, – признается Кокс. – Если вкратце, то мои воспоминания такие: три минуты экстаза, три дня ада и еще месяц потрясывало. Периодические флешбэки у меня случаются до сих пор».

«В Лондоне мы хотели сходить в IPS, где Стив делал свои записи, – продолжает Химанн. – Он посоветовал провести там сессию NHAS. Через три дня начала складываться отличная музыка, и нам казалось, что мы совершили большой шаг вперед. Стив, чувствовавший то же самое, спросил, не хотели бы мы издать пластинку на UD. Мы просто обалдели! Это был наш любимый музыкант и лейбл! IPS оказалась самой вдохновляющей студией из всех, что я видел. Темное подвальное помещение в Шепердс-Буш, всего две или три обветшавшие комнаты, которые окончательно развалились через год после того, как я там побывал. Звукорежиссер Питер Макги был старой школы». По совпадению учеником Макги был Дэвид Кенни, который впоследствии устроился в британский фолк-лейбл Topic и работал над несколькими альбомами Current 93 и Nurse With Wound.

В результате этих сессий родился альбом NHAS Melchior. Он считается одним из лучших релизов лейбла – жутковатая минималистская запись, которую Тибет в пресс-релизе назвал «хулиганством немецких школьников в духе Faust». Химанн также сыграл на гитаре в первом сольном альбоме Роджерсон Belle De Jour, хотя упомянут там не был. Роджерсон явно произвела на него большое впечатление, а ее прекрасный вокал в Melchior свидетельствует, что чувство было взаимным: «Эти ребята в бежевом и голубом, / что они собираются делать? / Они всегда смеются, улыбаются, пьют молоко и едят шоколад. / Привет, ребята из Ахена!»

«Я действительно ценил Диану, но это была скорее духовная история: на меня влияли ее мысли о жизни, отношение к ней, – рассказывает Химанн. – Тот факт, что она воспринимала меня всерьез, значил очень многое для меня. Она помогала мне понять самого себя. Рассказывала о своих фильмах и музыке – в то время я даже не понимал, как относиться к ним. Мне тяжело было оценить ее творчество, потому что прежде я ни с чем подобным не сталкивался: я был совершенно невинным школьником, который просто любил музыку. Диана сказала, что я восприимчивый, многое понимаю и должен опираться на это. Она поддерживала меня, и это стало началом конца NHAS, поскольку благодаря ей я понял, насколько отличаюсь от Ахима. Я хотел стать музыкантом, а он нет. Я понял, что творчество по-настоящему важно