В ожидании Апокалипсиса - Чингиз Абдуллаев

Собственно, резидент разведки и не обязан был заниматьсяразбором личных дел Семена Бетельмана. Лишь Дронго понимал, как важно, чтобыименно Бетельман добрался до Лондона живым и невредимым.

Любарскому, конечно, не особенно верили, ведь он представлялсобой так называемую линию ЭМ (сектор эмигрантов в резидентуре разведки).Каждый резидент КГБ имел различные секторы, составлявшие в итоге главныенаправления его работы.

Сектор Х считался направлением научно-технической разведки.

Сектор ПР включал в себя политическую ивоенно-стратегическую разведки.

Сектор КР — внешнюю контрразведку и безопасность.

Сектор ИБ — компьютерная разведка. Среди этих секторовнаправление ЭМ (эмигранты) считалось наименее важным, и на него часто необращали должного внимания в отличие, скажем, от резидентов МОССАДа, всегда помнивших,что это направление одно из самых главных.

Дронго посмотрел на оружие. — Что это за пистолет? — злопоинтересовался он. — Из него, наверное, стрелял еще ваш дедушка. Это был кольт«бэнкерс».

— Почему? — обиделся Любарский. — Я с трудом нашел этотпистолет. А что касается моего дедушки, то он ни в кого не стрелял. Его сожглив Освенциме вместе с моей бабушкой в 1943 году. Мне тогда было всего тринадцатьлет.

— Простите, я не хотел вас обидеть.

— Ничего. Просто я действительно с трудом достал и этооружие.

— Оно не зарегистрировано в США?

— За кого вы меня держите? Разумеется, нет.

— Это уже лучше. Где живет ваш герой детективных романов?

— На Парк-авеню, дом 174. Хотите, я вас отвезу?

— Откуда у него деньги на покупку дома?

— Он получил его в наследство от своей двоюродной тетки.Прекрасная была женщина.

— Какой у вас адрес?

— Зачем вам мой адрес? — испугался Любарский.

— Где вы живете? — терпеливо переспросил Дронго.

— В Бруклине, конечно. Оушн-авеню, 1430. Это в концепроспекта. Отсюда минут пять езды.

— Поезжайте домой и постарайтесь в ближайшие три-четыре часабыть постоянно на людях. Сейчас половина седьмого утра. Ваш налетчик, наверное,еще спит. Вы можете описать его квартиру?

— Я принес план его дома, — достал бумагу Любарский.

— Откуда у вас план? — подозрительно спросил Дронго.

— Боже мой, — вздохнул старичок, — вы забыли, где вынаходитесь. Это же Бруклин — столица евреев всего мира. Вы думали, столица в Тель-Авиве?Она здесь, в Бруклине. Здесь все друг друга знают. Достать план любого домаможно через квартирного маклера. В этом нет ничего необычного. Мы привыклидоверять друг другу. Один еврей никогда не подведет другого еврея, если,конечно, это не Лева Когановский.

«Господи, это действительно какой-то фарс», — с ужасомподумал Дронго.

— Хорошо, — громко сказал он, — сегодня днем я встречусь свашим Бетельманом. Он ведь будет обедать в кафе «Наргиз»?

— Да, на Брайтон-Бич. Он всегда там обедает. Это его любимоеместо. Он же старый бакинец. А там, в Баку, говорят, было подобное кафе,названное так в честь красивой женщины.

— Билет на Лондон у него на завтра? — прервал многословногосвязного Дронго.

— Да, я проверял. Ему привезли два билета, для него и супруги,еще неделю назад.

— Очень хорошо. Теперь я выйду, а вы езжайте домой. И, какдоговорились, весь день старайтесь быть на людях. Так вы обеспечите себеабсолютное алиби.

— Мне больше ничего не нужно делать?

— Ничего. Резиденту передайте, что у меня все нормально.Скажите, что я вылетаю через четыре дня. Впрочем, они и так знают об этом?

— Хорошо. До свидания. Я очень хочу пожелать вам удачи, ноБог запрещает мне это делать. Конечно, Когановский плохой человек, но толькоБог вправе судить, что хорошо, а что плохо.

— Вы верите в Бога? — спросил Дронго.

— Разумеется, как всякий еврей.

— А я думал, скорее, в дьявола.

— О чем вы говорите, — испугался Любарский, взмахнув руками,— как вам не стыдно?

— Мне не стыдно, потому что, если я не вмешаюсь, СеменБетельман может вообще не попасть в Англию. Ваш Лева его просто прирежет. Это,кстати, практикуется здесь, в Бруклине, столице евреев всего мира, и тогда даженебесные ангелы не слетятся помочь несчастному человеку.

— Господи, как вы можете? — почти жалобно пролепеталЛюбарский.

— Могу. И знаете, почему? Я верю в Апокалипсис, которыйгрядет. Мы погрязли в грехах, Любарский, разве это не так? Все мы ненавидимдруг друга, евреев, негров, «латинос», китайцев, коммунистов, фашистов,анархистов, арабов — какая разница, кого и за что. Вот сейчас даже евреивымогают деньги у собратьев по вере. Близится конец света, мой верующий друг. Инам уже не спастись. Все перемешалось в этом мире. Знаете, какие три самыхзагадочных парадокса наших дней? Русские борются за трезвость, немцы — за мир,а евреи воюют. Мир состоит из нелепых парадоксов.

— Как вам не стыдно, — снова вздохнул Любарский, — такговорить о других нациях? Вы же не расист?

— Я не сказал ничего обидного. Кстати, рассказавший мне этупритчу был русский разведчик. Что касается немцев, то в прошлом году убилиодного из моих лучших друзей. Правда, по матери он был фламандец, а по отцунемец. Я думаю, что и вы не считаете всех немцев потомками тех, кто сжег вашихблизких в Освенциме. Что касается евреев, то сегодня я приехал сюда, чтобыспасти вашего знакомого еврея. Разве этого мало? Просто мир действительно сошелс ума. Утром я слушал радио. Билл Клинтон объявил, что в заседаниях Кабинетаминистров будет принимать участие его жена Хиллари, лучше разбирающаяся внекоторых вопросах, чем он сам. Несчастные американцы, оказывается, выбрали впрезиденты сразу обоих супругов. Вы не находите, что это много для однойстраны, пусть даже такой великой?

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Постарайтесь не забыть моих советов. Весь день будьте навиду. Прощайте.

— Мы больше не увидимся?

— Не знаю. Если мне что-нибудь понадобится, я позвоню. Заоружие не беспокойтесь. Его не найдут.

Он вышел из автомобиля, осторожно прикрывая дверцу.Любарский тронул машину с места. Проехав метров пятьдесят, вдруг дал обратныйгаз. Открыл дверцу и быстро проговорил:

— И все-таки вы не правы. Мир будет существовать всегда.Просто войны — это порождение человеческих недостатков.