В ожидании Апокалипсиса - Чингиз Абдуллаев

— Их слишком много, Любарский, — закричал на всю улицуДронго, — слишком много.

Хуже всего, когда приходится действовать практически безпартнеров. Опасность совершить ошибку возрастает многократно с учетом рядаизменчивых субъективных факторов, не всегда поддающихся спокойному анализу. Вэтой операции Дронго приходилось бы опираться исключительно на своивозможности. Остальные связные и агенты были отдельными штрихами и мазкамисоздаваемой им и его руководством широкой панорамы действий. И как нельзясудить о достоинствах картины по одному штриху, так никто из тех, ктовстречался с Дронго, не должны были понимать основной замысел происходящего.

На Парк-авеню стояли в основном двухэтажные дома-особняки,расположенные на расстоянии нескольких метров друг от друга. До половиныдевятого Дронго добросовестно прогуливался по улице, рассматривая соседниедома. После семи отовсюду начали выходить люди, опаздывающие на работу. Широкаяулица постепенно заполнялась автомобилями. Из дома Когановского никто невыходил, и Дронго наконец решил позвонить. Ждать пришлось довольно долго.Только через пять минут дверь открыл заспанный молодой человек, довольноплотный, с рыжими беспорядочными волосами, в большом цветастом халате.

Дронго обратил внимание, что хозяин дома не воспользовалсясвязью, установленной у дома, а вышел открывать сам. Видимо, так раноКогановского беспокоили редко.

— Что вам нужно? — грубо проворчал он.

— Господин Когановский? — В голосе Дронго было нечто такое,от чего сон у хозяина дома испарился.

Всегда любопытно, как бывшие заключенные и опытныерецидивисты мгновенно узнают работников милиции. Они их словно чуют в огромнойтолпе прохожих. Что-то в голосе Дронго не понравилось Леве.

— Вы откуда? — спросил он, кашлянув.

— Разрешите войти, — очаровательно улыбнулся Дронго, чем ещебольше напугал Когановского.

— Да, да, конечно, входите, — засуетился тот, отступая вглубь дома.

Дронго зашел в прихожую, аккуратно повесил пальто. Общеерасположение комнат полностью совпадало с подробным планом, данным емуЛюбарским. Они прошли в огромную, загроможденную громоздкой мебелью и кричащимикартинками гостиную. На полу валялось несколько бутылок.

— Котик, — раздалось откуда-то сверху по-русски, — кто к нампришел?

— Это ко мне, — закричал Когановский, — не мешай нам.Пожалуйста, сюда, — предложил он кресло гостю, сгребая бутылки ногой в кучу.

Гость сел, по-прежнему улыбаясь. Когановский заметнонервничал.

— Вы ведь приехали к нам в страну совсем недавно? — началразговор Дронго.

— Да, — быстро кивнул хозяин дома.

— И уже успели отличиться. На вас много жалоб, господинКогановский. А вы ведь даже не имеете еще Грин-карты.

— Какие жалобы? — попытался возмутиться Когановский. — Яничего не понимаю.

— Котик, — раздалось сверху, — я тебя жду.

— Замолчи, дура, — рявкнул Когановский. — Я ничего непонимаю, кто на меня пожаловался?

По-английски он говорил плохо, с заметным акцентом.

— Ваша бурная деятельность вызывает у нас сомненияотносительно вашей способности быть образцовым американским гражданином. Ядумаю, у вас будут определенные сложности с получением Грин-карты.

— Почему? — расстроился Когановский. — Я не нарушил никакихамериканских законов.

— Это вам только так кажется. Мы считаем, что управительства Соединенных Штатов есть все основания принять решение о вашейдепортации.

— Нет, — испугался Когановский, — только не это.

— Котик, — снова раздалось сверху, — что там случилось?

— Откуда у вас этот дом? — спросил Дронго. — Ведь вы,кажется, получили наследство от своей двоюродной тетки. А на какие деньги выживете?

— Работаю в строительной компании, — быстро ответил Лева,улыбаясь. Это была уже его стихия, знакомая по старым советским порядкам, —скрывать собственные доходы. Но Дронго не дал ему долго радоваться.

— Вы всегда были таким жизнерадостным? — задал он неожиданныйвопрос.

— Да, — улыбнулся Лева, — всегда. Даже в тюрьме, в СССР.Меня сажали за убеждения.

— Не лгите, — строго заметил Дронго, — вас сажали совсем задругое. Кстати, где вы сидели?

— В Нальчике, это такой город на Северном Кавказе, — сноваиспугался Лева. Теперь нужно ловить мерзавца.

— Это была колония строгого режима?

— Да.

— И вы попали в нее с той же комплекцией или вы поправилисьпосле приезда в Америку?

— Почему? — обиделся Когановский. — Я всегда был таким.

— И любите женщин до сих пор?

— А что, это наказуемо по американским законам? —окончательно осмелел ничего не подозревающий Когановский.

— Нет. Мне просто интересно. Каким образом вы сумели выжитьв колонии строгого режима? С вашей комплекцией и цветом кожи попадать в такиезаведения в бывшем Советском Союзе просто опасно. Вас вполне могли использоватьместные гомосексуалисты, которых так много в советских тюрьмах.

Дронго с удовольствием наблюдал, как с поросячьего лицаКогановского от злости и страха сходит краска. «Кажется, мои подозренияобоснованны», — подумал Дронго.

— Просто удивительно, почему они оставили вас без внимания,— продолжал издеваться гость.

Лева молча скрипнул зубами.

— А вы знаете, я, кажется, догадываюсь почему, — вдругсказал Дронго.

Когановский побледнел еще больше, на лбу выступили капелькипота.

— Вы ведь были агентом местной администрации. Их человеком вколонии, и поэтому вас не трогали. Я прав?

— Нет, — выдавил Когановский, отводя глаза.

— Вам не стыдно врать? Ведь вы сотрудничали с органамимилиции, иначе бы вас не выпустили из СССР.

— Не правда, — закричал Когановский. Со второго этажа началаспускаться девушка лет двадцати, в белом банном халате.

— Что случилось? — испуганно спросила она уже по-английски.

— Убирайся к чертовой матери, — заорал на нее хозяин дома.

Испуганная девушка поспешила скрыться в спальне.

— В общем, так, — встал Дронго, — я с вами не прощаюсь. Нохочу предупредить — бросайте вымогательство. Сегодня вы встречаетесь суважаемым человеком, Семеном Бетельманом…