Малая земля - Олег Таругин

Но неожиданная встреча с предателем мгновенно перевернула все с ног на голову. Вот он и не сдержался. Окажись на его месте кто-то из героических предков, тот отреагировал бы абсолютно иначе. Скорее всего, просто отказался бы отвечать на вопросы. А вот старлея откровенно понесло. И, судя по происходящему, внезапный экспромт вышел достаточно удачным. Так что верную он все-таки аналогию с тем киношным подпоручиком подобрал, сработал, так сказать, стереотип: никакая этот тип не фигура. Просто дождавшийся своего времени холуй, которому господа нацепили на плечи нехилые погоны и отмерили толику власти над прочими. Вот только не понимает, дурак, что немцы никогда подобных союзников всерьез своими не считали. Да и союзники они исключительно до того момента, покуда нужны. А как нужда иссякнет, так и пойдет отработанный биоматериал пешим эротическим маршрутом на советские пулеметы или под гусеницы русских танков. Ничего, уже совсем скоро поймут, чего они на самом деле стоят с точки зрения европейских хозяев…

Выслушав перевод, майор удивленно задрал бровь… и молча набулькал из графина полный стакан, призывно кивнув есаулу, как для простоты решил называть его Степан. Скрипнув зубами — не в переносном смысле, а в самом, что ни на есть, прямом, — тот протянул емкость Алексееву. Старлей выпил, изо всех сил стараясь не спешить. Ух, хорошо! Жаль усов в наличии не имеется, а то бы он еще и отер их, словно товарищ Сухов все из того же легендарного фильма. Тот, правда, самогон хлестал, ну да какая разница? Главное, полегчало.

— Благодарствую. И вам герр майор, от меня персональный данке шен, — старлей, с трудом сдерживая усмешку, четко кивнул, почти коснувшись подбородком груди. — Вот теперь и поговорить можно.

Ну, а дальше начался, собственно, допрос. Судя по всему, хер майор приказал просто переводить — без импровизаций, так сказать. Чем «есаул» и занялся — нехотя, понятное дело, поскольку Алексеев буквально физически ощущал, что внутренне он кипит, словно хрестоматийный самовар. Ну, или скороварка, клапан которой с трудом справляется с готовым сорвать крышку давлением…

— Назови…те свое имя, звание и подразделение, — процедил оберст-лейтенант, старательно глядя сквозь морпеха. Слова он даже не произносил — сплевывал сквозь зубы.

— Старший лейтенант Степан Алексеев. Фронтовая разведка. Документов, по понятным причинам, предъявить не могу, оставил в расположении. Погоны тоже пришлось снять.

— Врешь! — оживился тот, от возбуждения мигом позабыв про вежливое обращение. — Что ты несешь?! Какие еще у краснопузых могут быть погоны?

— На брудершафт не пили, — лениво напомнил Степан. — Так что попрошу обращаться ко мне на «вы». Равно как и избегать подобных оскорбительных выражений. А насчет погон — плохо ваша разведка работает, совсем мышей не ловит. Их уж с месяц, как вернули. И не такие, как у вас, а нормальные, как раньше было. И полевые маскировочные, и парадные, золотом шитые. Неужто не слыхали?

Сказать, что бывший есаул оторопел — значит, ничего не сказать. Откровенно захлопав глазами, он взглянул на майора, на чистом автомате переведя ему услышанное. Тот лишь нетерпеливо дернул головой, бросив в ответ короткую фразу, насколько понимал Алексеев, утвердительную. Наверняка, нечто вроде «да, я в курсе, но это неважно, давай дальше».

— Откуда прибыла ваша группа? Ее численность? Задание? — совладав с эмоциями, продолжил допрашивающий.

— Высадились морем в районе Южной Озерейки четыре дня назад. В штурме поселка не участвовали, сразу же ушли своим маршрутом. Занимались разведкой, изучали местность. Обнаружив аэродром, приняли решение его уничтожить, что благополучно и осуществили. Собственно, вы в курсе. Численность группы составляет военную тайну, и разглашению не подлежит. Эвакуироваться должны были завтра на рассвете из того же квадрата, но радист погиб, радиостанция уничтожена, так что катер не придет, — вралось легко, поскольку выдумывать практически ничего не приходилось. Достаточно просто слегка сместить акценты, разбавляя сущую, в общем-то, правду, откровенной ложью — и все. Остальное фрицы сами додумают, сопоставив кое-какие факты.

Выслушав ответ, «есаул» перевел, заставив майора нахмуриться.

— Господин майор хочет знать, вчерашняя диверсия в Глебовке — тоже дело ваших рук?

— Понятия не имею, о чем вы, — равнодушно пожал плечами Степан — этого вопроса он в любом случае ожидал. — В районе действует группа воздушных десантников, с которыми мы должны были установить боевое взаимодействие. К сожалению, мы их так и не нашли. Наверное, они и отработали — задания-то у нас схожие. Бить вас в хвост и гриву. Вы переводите, переводите, вам же именно это приказали? А приказы командира нужно исполнять, иначе могут и наказать.

— Смерти ищешь? — едва слышно шепнул «есаул», прежде чем перевести все сильнее и сильнее мрачнеющему гитлеровцу его слова. — Честью клянусь, легко не уйдешь! Наизнанку вывернусь, но лично тебя кончать стану, мразь большевистская!

— Честью? — хмыкнул Степан. — Честь ваша в прошлом осталась, вместе с золотыми погонами и присягой преданной. А смерти я не ищу, все под ней ходим. Срок придет, сама явится. Сперва к тебе, предателю, а затем и к хозяину твоему заграничному.

В следующую секунду морпех даже слегка зауважал противника, поскольку осознал, что определенно перегнул палку. И даже мышцы незаметно напряг, готовясь к самому наихудшему развитию событий. Но «есаул», лицо которого внезапно приобрело пунцовый оттенок, как ни странно, ухитрился сдержаться. С присвистом выдохнув сквозь зубы, отвернулся, снова забухтев по-немецки.

На этот раз гитлеровец говорил куда дольше, аж минуты две. Алексеев даже несколько знакомых слов уловил, вроде «дойче зольдатен», «шиссен» и «тод». После чего вытащил из портсигара сигарету, с явным наслаждением закурил и откинулся на спинку стула, с нескрываемым любопытством вглядываясь в лицо пленного. Похоже, задумал какую-то гадость, вот и интересуется первой реакцией, глаз не отводит.

— Господин майор спрашивает, отчего вы так странно себя ведете? Другие пленные, с которыми он имел дело, вели себя по-другому. При вас обнаружили пистолет, электрический фонарь, маскировочную плащ-палатку и подшлемник, все немецкого образца. Нетрудно догадаться, что хозяева этих вещей убиты вами или вашими товарищами. Неужели не понимаете, что за уничтожение самолетов и гибель немецких солдат вас в любом случае расстреляют? Или вы совсем не боитесь смерти? Но вы — храбрый и опытный солдат, — на этой фразе «есаул» аж поперхнулся, но все же озвучил без каких-либо комментариев, — и поэтому германское командование в лице господина майора предлагает вам сотрудничество. Вы переходите на нашу сторону, помогаете схватить остальных диверсантов и сообщаете частоты и радиопозывные вашей группы. Это единственный шанс спасти свою жизнь, первый и последний. Отвечайте немедленно, у вас нет времени на раздумья!

— А что тут думать? — пожал плечами Степан, закидывая ногу на ногу. «Есаул» поморщился, но стерпел и это. — Поскольку человек я военный, отвечу по пунктам. В том что меня расстреляют, не сомневаюсь. Смерти, конечно, побаиваюсь, но и не так, чтобы уж прямо до потери пульса. Обидно только, что маловато повоевал. Хотя, откровенно говоря, сгоревшие самолеты уж точно моей жизни стоили. Так что вполне нормальный размен вышел, я не в обиде. Ну, а от щедрого предложения герра майора, понятно, отказываюсь. Поскольку присягу давал, и изменять ей не собираюсь. А парней моих вам никак не догнать, они уж, поди, с местными партизанами в лесах соединились. Да и где их искать, понятия не имею — у нас изначально договор такой был: тот, кто в прикрытии остается, про маршрут отхода остальной группы не знает. Насчет радиопозывных — тут вообще мимо кассы, я ведь сказал, что рация уничтожена. Соответственно, и позывные с паролями все обнулились — толку-то от них теперь?