Кайвалья - Амрита Кели

слушала, смеялась и шутила, жуя фруктовый салат, украшенный зернами граната и обильно политый йогуртом и медом.

– Слушайте, ребятки, а кто хочет завтра с утра на гору сходить? – неожиданно предложила О., хитро прикрыв левый глаз.

– Ладно, ладно, это мы потом вечером в «Офисе» обсудим, – сказала она, услышав одобрительные возгласы.

– Ты расскажешь нам подробнее вечером, а я пока пойду по делу, – сказал Дима.

И снова Иша почувствовала, что он говорит это словно для нее. Его дело это она.

О. с Аней и Женей отправились на занятия йогой, а Иша, хотя ее и приглашали, отказалась. Ей хотелось прогуляться по берегу Ганги, найти спокойное место и порисовать.

Гуляя, она вышла к гхатам и некоторое время шла по запыленным темно-багровым плитам, пока они не кончились и не перешли в простой берег, покрытый гравием. На волнах покачивался низкий понтонный пост. Она прошла дальше и увидела поваленное бревно.

В отдалении своими делами занимались рабочие, меланхоличный черный буйвол звучно рыгал, а Ганга усиливала свое течение. Здесь из спокойного оно внезапно превращалось в буйное и непокорное. Было видно, что вода неглубока и река только-только разгоняется для того, чтобы на следующем повороте еще полнее проявить свою удивительную силу. Вдалеке, в дымке, виднелся золотой диск, венчающий белый купол индийского храма.

Иша присела на бревно, достала скетчбук и сделала несколько набросков. На другом берегу красноватые ступени поднимались высоко, и там с них, весело брызгаясь, прыгали в быструю воду мальчишки, позволяя течению немного сносить свои молодые тела, а затем изо всех сил снова прибиваясь к берегу. Воздух разносил аромат благовоний. Она оглянулась и увидела покрытые кудрявой зеленью невысокие горы. Ей очень хотелось скорее туда. Отложив рисование, она достала книгу и начала читать.

Глава 4. Иша читает книгу

1. Джагай возвращается

«Я проснулся, потому что почувствовал сильное переживание. Эта энергия исходила от Асури. Узкая полоска неба посветлела – значит, уже утро. Я чувствовал, что ей больно. И сходил с ума оттого, что ничего не мог сделать, сидя в этой склизкой, сырой камере.

Мое жалкое состояние убивало. Я не знал, что с моим отцом и сестрой, и переживал за них тоже. Дурные предчувствия подкатывали комом к горлу. Мысли текли быстро, как река, стукались друг об друга опьяненными рыбами и снова расходились в стороны…

Закрыв глаза, я сразу увидел лицо отца. Его длинная борода двигалась, когда он шептал мантры, возливая топленое масло в жертвенный огонь. Глубокие морщины прорезали лоб, а глаза необыкновенно светились.

Знал ли он, что я замышляю? Отец хотел, чтобы я вырос достойным сыном. Чтобы я ушел из дома в свой срок и находился некоторое время в воздержании, живя простой жизнью и посвящая свое время молитвам и обрядам. Как бы я хотел оправдать молчаливое желание отца, но моя извечная тяга к праздности сыграла злую шутку. С тех пор как я встретил Асури и полюбил ее, я не могу и думать о том, чтобы разлучиться с нею.

Все горячее желание моего сердца стремилось к тому, чтобы быть рядом и видеть ее прекрасное лицо, обрамленное шелковистыми черными волосами. Видеть ее удивительные глаза, подернутые зеленоватой дымкой, говорить с ней и смеяться, взлетая на качелях в голубое, безоблачное небо…

Я стал вспоминать, как садилась она на качели, украшенные цветочными гирляндами, и мы весело летели вниз, над прудом, распугивая важных лебедей и уток. Я целыми днями пропадал в лесу с Асури, но отец мне ничего не говорил.

Знал ли он, видел ли он мое состояние? Смогу ли я спросить у него разрешения на брак? Его отцовское благословение. Здесь сердце мое сжалось, я не хотел думать о том, что с ним произошло что-то… Я сам видел, как казнили вчера безвинного брахмана на площади. Его закололи словно пса. Неужели с моим отцом поступят так же?

Моя медитация прервалась, разорванная чувствами. В гневе я бросился на влажные стены, заросшие скользким мхом. Я бил их непривычными к насилию кулаками, и стены тихо принимали мои удары. Неожиданно тяжелая дверь отворилась. Вместо еды и питья мне принесли весть о моем освобождении. Но почему?

– Давай выходи скорее, а не то останешься гнить здесь, и потом мы бросим твое жалкое тело на съедение псам!

Я медленно вышел и увидел вокруг себя только пустынную, выжженную солнцем землю.

– Пур там, – охранник, у которого на лице росла длинная черная борода, указал мне путь на восток, и я побрел в ту сторону.

– Держи! – крикнул он мне и, обернувшись, я поймал флягу с водой. – Тебе это понадобится.

Я поблагодарил его, откупорил флягу и, сделав несколько жадных глотков, направился к Пуру. Наступила ночь, было темно и прохладно. Высоко в небе сияли тысячи ярких звезд, составляя восхитительный космический ансамбль, но я думал только о том, чтобы быстрее добраться к Асури, и не остановился на отдых.

Меня не отпускала тупая боль, поселившаяся в области сердца, и когда я нащупывал эту боль, то чувствовал, как горячие слезы заливают лицо моей возлюбленной.

К утру я подошел к городу. Вдали высились неясные очертания громадных стен, огибающих его по всему периметру. Я стал обходить город, и, когда вышел на дорогу, ведущую к реке, было уже совсем светло.

Ночные птицы, кричавшие в ветвях деревьев, умолкли, а зыбкий туман, прежде стелившийся по земле, растаял в нежных лучах солнца, взошедшего словно звезда надежды. Я был уже близко к Реке, и от усталости все мои чувства притупились, но вдруг в зеленых водах, неспешно текущих в сторону океана, я увидел то, что заставило сердце бешено забиться.

Прекрасные длинные волосы были неаккуратно сбриты, лицо осунулось, но я сразу узнал ее. Отбросив усталость, я бросился к ней. Асури стояла по пояс в воде, прозрачные струи стекали с багряного сари, расшитого золотыми цветами, ее глаза широко раскрылись, когда она увидела меня: «Любимый, ты жив!»

Я только успел подхватить ее на руки, как она потеряла сознание. Нужно было быстрее добраться до дома. Внутри был беспорядок. Золотые статуэтки отца, стоявшие раньше на столике напротив входа, были похищены. Из первой комнаты слышен был всхлипывающий голос. Там, на кровати в углу, я обнаружил сестру, которая лежала в горячечном бреду. Нандини была покрыта потом и то шептала что-то на санскрите, то вскрикивала. Я быстро положил Ишу на постель в своей комнате – она была еще в обмороке – и побежал к сестре.

Когда я