Мадьяр - Всеволод Глуховцев

В окне первого этажа ближней девятиэтажки затлел едва заметный красный огонек. Кто-то из наблюдающих не удержался, закурил. Я по снайперской привычке мгновенно оценил расстояние, угол, включил мышечную память – и понял, что даже из старушки СВД легко бы шлепнул этого разгильдяя.

– Кондрат не врет, – приглушенно сказал я. – Отлично. А этот тип? Доцент?

Мы вообще весь диалог вели полушепотом.

– А-а, Доцент!.. Ну, это еще та зараза! Ты тоже заметил?

Я лишь рассмеялся – едва слышно, но саркастически, и мы, не ослабляя бдительности, пустились в оживленное обсуждение увиденного, услышанного и уже отчасти подвергнутого анализу.

Сошлись во мнении о том, что в треугольнике Кондрат – Доцент – Марсель потихоньку закипает какое-то гнилое варево. А может, и не потихоньку. А может, есть и четвертый угол, и пятый… Ведь в этой троице, насколько я понял, военных нет, а за довольно четкими действиями личного состава «восьмерки» явно чувствуется опытная офицерская рука. Значит…

– Тихо! – Крот вдруг схватил меня за руку.

Мы стихли совсем, напряжено вслушиваясь.

Снизу доносились тихие, но явные шуршащие, скребущие звуки. Мы с Кротом переглянулись, мгновенно друг друга поняли и ринулись на первый этаж.

– Осторожно!.. – с горячечным присвистом сипел мне в ухо Крот. Я и без него знал, что надо осторожно, мчались мы с ним почти бесшумно – но тут в полутьме черт попутал, я зацепил «разгрузкой» за распахнутую дверцу пожарного гидранта, где еще держались остатки стекла, – и они вылетели с предательским дребезгом.

– Тиш-ше!.. – адским шепотом взвыл Крот, отлично понимая, что это бессмысленно.

Я выругался:

– Ну, теперь уж тише или громче, без разницы…

Внизу вдруг замигал неверный свет хилого фонарика. И голос:

– Ребята! Не стреляйте! Я один.

Но стволы мы туда все же нацелили.

– Кто один? Выходи, подняв руки! – сдержанно прикрикнул я и обернулся к Кроту: – У тебя ПНВ с собой?

– Да.

– Дай.

Он сунул мне прибор, я мигом нацепил его.

– Фонарь выключи! – велел невидимому незнакомцу. – И двигай сюда.

Фонарь послушно погас. Я уже понял, кажется, кто этот таинственный гость, что он вовсе не незнакомец, сердце мое забилось сильнее…

– Не стреляйте, – повторил он. – Я иду.

И правда, с поднятыми руками, держа непогашенный фонарь, выступил на площадку первого этажа из подвальной лестницы.

– Кто? – нетерпеливо затоптался за моей спиной Крот, лишенный ПНВ. – Кто там?

Я сухо рассмеялся:

– Тот, кто умеет быть разным.

Перед нами стоял Доцент, улыбавшийся одновременно и заискивающе и торжествующе.

Я снял прибор, передал Кроту:

– Взгляни.

Тот взглянул.

– Ха! – только и сказал.

Доцент приблизился к нам.

– Ребята, – задушевно произнес он, – я все знаю…

– Все знать нельзя, – прервал Крот.

Советник издал коротенький принужденный смешок:

– В этом есть резон, но я о другом. У нас же здесь не философский диспут…

Сверху послышались торопливые шаги и характерный щелчок предохранителя. Крот повернулся в ту сторону.

– А, Шадым, – сказал он. – Здесь все нормально.

– Нормально? – в голосе Шадыма послышалось облегчение, но был и след тревоги. – А что вообще такое?..

Внезапное решение осенило меня.

– Вот что, – резко прервал я всех. – Идемте-ка наверх, к нашим.

Что Доцент пришел один – в том я был уверен. Какова его цель – вот что надо было узнать.

– Я к вам с предложением… – поспешно начал он, но я не стал слушать:

– Пошли, пошли. Все там, наверху. Общий сбор. Там и потолкуем.

В комнате было тепло, хотя угли в печке уже едва тлели. Я велел объявлять подъем и подбросить дров в «буржуйку» – не столько для обогрева, сколько для освещения. До рассвета оставалось около часа.

По тревоге все, за исключением Чердака, поднялись оперативно, без вопросов, без суеты, без шума. Чердак поднялся тоже, только туго, мутно, страдая от жуткого похмелья. Сознавая, что накосячил, прохрипел:

– Командир, виноват. Не того… Сам не знаю, как…

Я махнул рукой:

– Чего тут не знать? Меру? Вот ее как раз знать надо… Катя, опохмелить страдальца можешь?

– Граммов двадцать. Крышечка от фляги.

– Спирт?

– Спирт. Чистый медицинский. Девяносто шесть градусов.

– Выдать, – распорядился я. Катя зашуршала, возясь с флягой.

Пламя в печке весело разгоралось, бросая вокруг неровные причудливые отсветы. Вопросов никто не задавал, все видели бледное даже в этом чернильно-багровом полумраке лицо Доцента… Я тоже не стал разводить баланду рассуждений, сказал кратко:

– Вот, прибыл к нам, – кивнул на незваного гостя. – Говорит, с чем-то важным. Послушаем.

Пришельца слегка знобило – то ли еще не отошел от ночной прохлады, то ли на нервной почве. Он кривил губы в странной усмешке. И заговорил не очень внятно:

– Я, скажем так… то есть, мне кажется, что мы с вами друг друга понимаем, – тут он обозначил церемонный полупоклон в мою сторону. – Скажу больше, я в этом уверен, – он приосанился, в голосе зазвучало достоинство.

– Ближе к сути, – без эмоций потребовал я.

– Да, разумеется, – мгновенно отреагировал Доцент.

Он заметно успокоился, приобрел уверенность. И прекратил словесные плутания, заговорил просто, кратко и дельно.

* * *

Конечно, он знал, что «Лесные дали» как таковые на фиг Комбинату не нужны. Он, старый диггер, слышал, разумеется, легенду о секретной подземной базе КГБ, которой, правда, никто из поисковиков не видел, не слышал, не осязал. Одни басни. Однако научный склад ума – дело нешуточное. Дотошный, сообразительный и пунктуальный политолог начал размышлять.

Допустим, бункер не выдумка, а реальность. Допустим! Где тогда он может быть расположен? Доцент начал методично анализировать имеющуюся информацию и пришел к выводу о четырех наиболее вероятных точках нахождения бункера. Постарался собрать все возможные сведения об этих объектах, тщательно проработал их. После долгих размышлений выделил два более перспективных пункта. Пансионат «Лесные дали» и огромный торговый центр «Космос», построенный, правда, немного позже, очень помпезный и огромный для такого города, как Синеозерск…

Печка напористо гудела. Доцент увлекся рассказом, энергично зажестикулировал, даже отблески пламени как-то особенно заплясали на стеклах его очков.