Степан. Повесть о сыне Неба и его друге Димке Михайлове - Георгий Шевяков

на деда, позвали мигом примчавшуюся кошку, положили перед ней на блюдце двух окоченевших сорожек.

— Вот, Мурка, тебе подарок от дедушки. Вот так он тебя любит. Рыбы ему для тебя жалко. А мы, Мурка, старались. Мы даже встали в пять утра, чтобы рыбки и тебе и нам на обед наловить, — причитал старший.

— Я же вас предупредил, что клева не будет, — откликнулся Олджубей.

— Предупредил, как же. Ты не предупредил, а наколдовал. Если бы ты не сказал, что клева не будет, он бы обязательно был. Мы с Сашкой как дураки комаров кормим, а ты колдуешь.

— Да, — протянул младшенький, — Мы, Мурка, старались.

— Это все дед, Мурка, — опять пробасил старший. Мы даже замерзли, а рыбы все нет и нет.

— Глупенькие вы у меня, — старик подошел к внукам, погладил по головкам. — Давайте так: в другой раз скажу идти рыбачить — идите и клев будет. Согласны?

Промолчали, насупившись, детишки. Поднялись, побрели, как убитые, в свою комнату. Вернулся старик к капитану.

— Говорят, что колдую, а я просто вижу, что будет. Проклятый это дар, капитан. Не дай бог иметь его.

После жареной картошки, большую часть которой уплели незадачливые рыболовы, и чая с башкирским медом Олджубей с Харрасовым вышли во двор и, сидя на завалинке, капитан рассказал все, что случилось в городе в последние дни. И добавил:

— Мальчик может пропасть, Олджубей. Его будут вечно искать, и он будет вынужден вечно прятаться и прибегать для спасения к этой силе. Если он останется с нею при всем моем уважении к ней она, как ни крути, нечеловеческая. Это наложит отпечаток на него и сколько дров он наломает и кому это аукнется — никто сейчас не скажет.

А если он будет спасать свою семью, чтобы скрыться вместе, ему, точнее им, нужен помощник. И здесь я сгожусь. И знаю свою организацию, и кое-что умею.

Я лезу в это дело еще и потому, чтобы показать этой силе, что есть и нормальные люди. И, между нами, Олджубей, я думаю, что лишь таким путем можно установить с нею контакт и, главное о чем все забывают, понять, зачем она здесь. Все хотят использовать ее, а речь может быть идет о наоборот.

Горько, Олджубей. Горько и грустно. Нелюдь старается спасти ребенка, а люди ловят и мучают его, чтобы найти эту Нелюдь. И ради чего — ради силы и власти, все больше, все шире, как старухе в «Золотой рыбке».

И потом, знаешь, старик, я тут читал «Мастер и маргариту», когда входил в это дело. Есть в том романе Понтий Пилат, еще в Евангелии есть. Так вот по Булгакову всего лишь раз в жизни он умыл руки, а оказалось, что был тот раз единственным, когда коснулся он бога. И потом ничего не исправить, не замолить нельзя. Хоть тысячу подвигов соверши, бога не вернуть. Я, конечно, не прокуратор Иудеи и даже не генерал ФСБ, и в бога не верю, но руки умывать не хочу. Вдруг потом не исправить.

— Страшное это дело, капитан, — тихо откликнулся Олджубей. — Ты, конечно, сам себе хозяин, но не вижу я здесь света впереди. Чую, земля не останется прежней. В другом мире будут жить мои внуки.

Через два часа Харрасов с Олджубеем уехали рейсовым автобусом в районный центр. Вслед им ушла телеграмма: «рыжеволосый мужчина крепкого телосложения сходный по описанию с разыскиваемым вместе с местным шаманом Олджубеем выехали сегодня в райцентр в три часа дня». Широко улыбнулся, прочитав ее, генерал Коршунов, бережно погладил лист бумаги. И, вызвав командира группы слежения, коротко сказал ему: «Ждите Харрасова с Олджубеем». Зловещим и немигающим был при этом его взгляд, и понял, стоящий напротив, что не о службе, как у предшественников, но о голове его пойдет речь, если он промахнется.

Те, кого генерал непочтительно назвал «мериканцами. — лень ему видишь было выговаривать букву «а», — с теми, кто был с ними в стае, тоже меняли свою тактику, стратегию, дислокацию. Детские игры внезапно стали задачей номер один и у заморского ведомства и у банды Карела. Зрелище повергнутых, как бы невзначай, людей неведомой силой, способной, так хотелось верить, на значительно большее, заставляло задуматься, воодушевляло и звало к неведомым вершинам. И, как и во многом переосмыслении, привело ко многому изменению, как в помыслах, так и в поступках участвующих лиц. Спешно вызванный по поводу ротвейлера («Вы уж простите великодушно, но я вынужден уехать, а собачку взять с собой не могу. Цена для меня сейчас неважна, и если вы по-прежнему интересуетесь? — Даже не знаю, разве что еще раз взглянуть. — Да ради бога. Завтра в том же саду, в то же время), Костик прибыл на место прежней встречи, но вместо осмотра шаловливой дворняжки, как несколько дней назад, вместе с собеседником углубился в рощу неподалеку. Медлительность и велеречие спали на этот раз с его спутника, как шелуха с высохшего подсолнуха, и шел он с ним рядом, проникновенно выговаривая.

— Константин, прежде всего радостная весть. Руководством вы переведены в самый высший разряд, ваш счет в банке вырос в два раза, и все последующие отчисления также автоматически удваиваются. Должен сказать, теперь вы зарабатываете больше меня, Константин, — собеседник ободряюще улыбнулся. — Еще год-два и вы купите виллу на Багамах. Солнце, пальмы, девочки — что может быть прекрасней. Надеюсь, по старой дружбе возьмете меня к себе привратником. — И он дружески похлопал Костика по плечу. — Что касается дела, то надо выручить двух наших друзей. Они попали в милицию при последних, надо сказать зверских проверках. Неувязка с документами, насколько я знаю. Паспорта настоящие, но куплены, — сейчас, вы ведь знаете, здесь все продается и покупается. Они сидят в УВД Октябрьского района, здесь их фамилии, — он протянул бумажку Константину, который, не глядя, сунул ее в карман пиджака. И еще одна просьба. Надо узнать кому принадлежит одна машина — «жигули» четвертой модели номер Б 03–77 БШ. Цвет белый. Руководство часто дает незначительные и непонятные поручения, вам ли это не знать. Но пожелания начальства у нас, как и у вас, не обсуждаются. Ну а потом? Потом нас ждут великие дела, Константин. Будем разбираться, что же действительно произошло в городе. И если ваши предположения, о которых вы говорили мне в прошлый раз, подтвердятся, думаю с вами захотят встретиться там, далеко, за океаном. И тогда главным в моем послужном списке будет, пожалуй, одно ваше имя.

Наверное, я старею, Константин. Становлюсь сентиментален. Иногда я смотрю на вас и думаю