Детский университет. Исследователи объясняют загадки мира. Книга первая - Ульрих Янссен

В общем, египетский фараон сильно ошибся, приняв «бек-бек» за слово человеческого праязыка. Восемь и пять столетий назад два других правителя — немецкий император Фридрих II и шотландский король Яков IV — пытались продолжить эксперимент фараона. И тот, и другой брали младенцев и запирали их в одиночные камеры. Детей кормили и поили, но в итоге те все равно умирали. Никаких знаний о праязыке от этих несчастных детей, естественно, получить не удалось. Но одно экспериментаторы установили точно: человеческие детеныши погибают, если не контактируют с другими людьми.

А что же происходит с теми детьми, которые рождаются глухонемыми? Неужели все они обречены на скорую смерть? К счастью, нет. Потому что глухонемые тоже учатся языку, языку глухих. Они осваивают беззвучный язык, язык без слов, который позволяет общаться с помощью знаков и жестов. Но все же он обычно ориентирован на словесный язык, поэтому выучить его глухонемым детям не так-то просто.

Существует английский язык жестов, немецкий язык жестов и даже никарагуанский язык жестов. Может показаться странным, что в разных странах пользуются разными жестовыми языками, но только на первый взгляд. Ведь каждый человек в конце концов учится языку у других людей и в первую очередь у тех, кто его окружает. А от животных человека отличает способность выражать свои мысли в виде сложных языковых высказываний и потребность в речевом общении с другими. Однако и спустя три тысячи лет после эксперимента египетского фараона вопрос о том, в какой степени язык и его грамматический строй являются врожденными для человека, а в какой — благоприобретенными, остается открытым.

На сегодняшний день известно, что в человеческом мозге нет единого центра, управляющего языком. Известно также, что ребенок еще в животе у матери воспринимает интонации речи. Там он, конечно, еще не учит никаких слов, но получает первые уроки родного языка. В возрасте восьми месяцев ребенок понимает около шестидесяти слов, а к году — уже несколько тысяч. Но до того момента, когда ребенок начинает сам что-то рассказывать, проходит еще довольно много времени.

В детсадовском возрасте дети уже рассказывают какие-то истории, но пользуются пока только линейной «а потом» — схемой. К семи годам ребенок научается структурировать свои рассказы, в них появляются введение, кульминация и заключение. Ребенок уже может связывать события друг с другом и разделять их. В девять лет, хотя искусство рассказывать еще не развивается полностью, к этому появляются все предпосылки. В таком возрасте большинство детей уже умеют рассказывать захватывающие истории и даже могут напугать слушателей, заставить их сопереживать и смеяться. А значит, маленький экзамен на звание Шахерезады уже сдан.

Язык и слова — то, из чего состоят истории, — жизненно необходимы для людей. В том, как рассказчик пользуется этим материалом, и состоит его талант, от этого зависит, будет ли историю интересно слушать. У слушателей должно возникнуть чувство, что все описанные события они видели своими глазами. Большего ведь от истории и ждать не стоит, не так ли?

Вы, конечно, знаете двух братьев, которые бы жарко поспорили с таким мнением. Братья Гримм собирали сказки — не потому что считали их занимательными, нет: они хотели, чтобы дети на них учились. Прежде сказки только рассказывали, а братья Гримм впервые их записали. «Золушка», «Белоснежка», «Король-лягушонок», «Рапунцель», «Мальчик-с-пальчик», «Красная Шапочка» — все эти сказки знает сегодня каждый ребенок. Именно братья Гримм сделали персонажей этих сказок более знаменитыми, чем все анастейши, эминемы и роналду вместе взятые.

Вообще-то обычно люди думают, что сказки имеют мало общего с реальностью. Странно, что именно из них дети должны узнавать, как себя вести, что можно, а что нельзя. Но если заглянуть за пряничные фасады сказок, можно заметить, что в этих историях есть множество предостережений и наставлений, они сообщают слушателю, что есть добро, а что — зло. И если бы это были не сказки, а просто нравоучения, вроде «делай то» и «не делай это», они казались бы нам скучными, как сухой школьный устав, который никто добровольно не будет ни читать, ни слушать. Мораль сказок именно потому хорошо усваивается слушателями, что она так красиво упакована в счастливые мечты и фантазии о прекрасных принцессах и принцах. Хотя она и гонит человека в темные леса страха, но вдали за ними всегда маячат чудеснейшие сказочные замки.