Белая Россия. Люди без родины (2-е издание) - Эссад Бей

этот момент обслуживается его собственной женой в каком-то другом месте. Для русских знакомых она всё еще оставалась графиней, или супругой министра.

Эмигрантка, содержащая мужа и детей, видит, как из года в год у него всё убывают силы и надежда. Иногда она заглядывает на собрания эмигрантов и расспрашивает там, не пора ли вернуться в Россию. Она мало разбирается в политике. Ей ясно, что раньше её семье было хорошо, а потом, когда Бог знает откуда пришли большевики, всё стало плохо. Она верит, что однажды большевики вновь исчезнут, и всё пойдет по-старому.

Кроме ресторанов, беженки работают в салонах моды. Для этого нужно обладать хорошим вкусом и умением обращаться с дамами. Хорошим вкусом эмигрантки обладают от рождения, а обращаться с великосветскими клиентками для них не составляет особого труда, так как в былые времена они и сами к ним относилась.

Русские женщины открывали салоны мод по всей Европе. Даже в Париже, где множество великолепных ателье, открытый княгиней Ириной[101] «Дом Ирфе» вскоре стал ведущим. Даже супруга шведского наследника престола великая княгиня Мария Павловна-младшая не постеснялась открыть в Нью-Йорке салон мод, несмотря на свое родство со всеми династиями Европы[102].

Уже в первые годы эмиграции мода стала привычным делом для русской женщины. Она с таким умением обслуживала европейских и американских клиенток, как будто всю жизнь только тем и занималась, что шила. Теперь эмигрантка часто использовала своего мужа как секретаря или даже как мальчика на побегушках. Муж соглашался и на такую работу, лишь бы его не лишали возможности поносить большевиков.

Эти две профессии широко распространены среди русских эмигранток, но они не единственные. Русская дама, говорящая на немецком, французском, английском, испанском, кроме этого, на китайском или арабском, — вовсе не редкость. Встречаются даже понимающие малазийский и японский языки.

В общем, не найдется такой профессии, где бы эмигрантка себя не испробовала. Она работает фотографом, ставит театральные декорации, водит гоночные автомобили и с мастерством выводит на голубом небе своим аэропланом рекламный лозунг «Только Персил!»[103]

Всё это она делает, не сетуя на судьбу, в уверенности, что ее муж-политик в один прекрасный день свергнет большевиков. В тот же день эмигрантка оставит свой салон мод, ресторан, бюро, вернется в родной дом и, довольная, скажет: «Нам, русским женщинам, беды не страшны».

XXIX

Царское семейство

Нет ни одного европейского фильма, романа, пьесы, посвященного Русской революции, где бы не фигурировал Великий князь, в прошлом купавшийся в роскоши, а теперь служивший швейцаром в ночном заведении.

Европейцы полагают, что большинство русских эмигрантов состоит из Великих князей, влачащих жалкое существование, сидя у холодной печки.

По представлению американских кинематографистов, Великий князь — это знатный богач, который разъезжает по русским деревням в санях, в сопровождении казаков, посягая на девичью честь и хлеща водку; теперь он, сбежав в Европу, мигом устроился на работу швейцара.

Большевики изображают Великого князя иначе, но в той же тональности. По мнению авторитетных коммунистов, Великий князь в младенчестве питался не материнским молоком, а кровью рабочих, а выросши, превратился в людоеда. В молодости он волочился за деревенскими девками (в этом большевики и заокеанские кинематографисты согласны), на войне он проявил себя как трус, бежавший при первом вражеском выстреле. Затем начинаются различия: по мнению большевиков, Великий князь в эмиграции вовсе не работает швейцаром. Наоборот, поддержанный мировым капиталом, он продолжает шиковать и пьянствовать, агитируя в трезвые минуты против Советского правительства.

Но кто же на самом деле этот Великий князь? Это член царской семьи, вернее, близкий родственник царя. А у него не могло быть так много родственников, чтобы обеспечить швейцарами все ночные заведения Парижа.

В России новорожденные члены Дома Романовых, как и обычные младенцы, питались материнским молоком, а не кровью рабочих. Как и немецкие принцы или австрийские эрцгерцоги, Великие князья обучались в гимназиях, а затем становились военными, медленно поднимаясь по карьерной лестнице.

После революции они разделили судьбу других русских, не относящихся к пролетариату. Некоторые, арестованные погибли в уральских шахтах, другие ушли в эмиграцию. На сегодняшний день за границей, в Европе и Америке, живет два десятка мужских представителей Дома Романовых. Естественно, никто из них не работает дворецким, в ночном ресторане или кем-то в этом роде. Вместе с тем, их не субсидирует мировой капитал. Положение Великих князей, разбросанных по всему миру, несколько лучше других беженцев, однако, если сравнить их нынешнее существование с прошлым, то их ситуация плачевнее.

Самым знаменитым из них был бывший верховный главнокомандующий русской армии Николай Николаевич. Высокого роста и атлетического сложения, Великий князь был идеальным воплощением военной России. Сам царь боялся его громкого, рокочущего голоса. Николай Николаевич отличался от других великих князей жесткостью и смелостью. Как ни странно, он был склонен к мистицизму.

— Вы думаете, царь — это человек? — однажды спросил он у премьер-министра Витте[104].

Витте отвечал:

— Я думал, что император ниспослан нам самим Богом, чтобы быть властелином, но, судя по всему, он такой же человек.

— Нет, — сказал Великий князь, — царь — не человек и не Бог, он нечто среднее между ними.

Могучий и мудрый Великий князь служил опорой российской короны. Известно, что Николай Николаевич решительно поддержал введение конституции. В Мировую войну он проявил невиданную храбрость. Став жертвой дворцовых интриг, он был назначен наместником Кавказа, где его полюбили, в основном за его гигантский рост.

Говорят, что несколько его кавказских сторонников, в том числе и градоначальник Тифлиса, незадолго до революции предложили ему российскую корону. И что он отказался отстранить от трона личность, казавшуюся ему нечто-средним между Всевышним и человеком. Так князь дождался революции и подал в отставку. В период гражданской войны он уединился в одном местечке на юге, а затем, как и другие эмигранты, переехал во Францию, где получил в свое распоряжение особняк.

За границей Николай Николаевич вновь стал видной личностью русской политики. Почти все российские военные собрались вокруг него: если бы тогда, в 1923–1924 годах Белая Россия свергла бы большевизм, то, вне всякого сомнения, Николай Николаевич вступил бы в Москву как царь. Белая Россия, однако, не победила, годы проходили своей чередой, а великий князь старел. В конце концов он покончил с делами, перестал принимать визитеров и вместе со своей супругой-черногоркой вновь занялся мистикой и спиритизмом. Никто не знал, каких именно духов он вызывал и что пытался у них выведать. Однажды, после очередного спиритического сеанса, Николай Николаевич скончался. Проводить его в последний путь