Пожиратели призраков - Клэй Маклауд Чэпмен

– Боже, надеюсь, нет, – шутит папа, и все мужчины смеются в унисон. «Убейте нас, – без слов молят они. – Избавьте от этих страданий».

Монаканец обходит мою мать и приближается к столу. Его глаза, горящие желанием, все еще устремлены на меня. Кто-то его видит. Он ошеломлен и хочет купаться в этом внимании.

– С днем рождения, дорогой, – мамины щеки раскраснелись от мерло. Все постукивают своими бокалами над столом. Звон уотерфордского хрусталя похож на удар ножом для колки льда по моей барабанной перепонке.

Я поднимаю пустой бокал, хотя знаю, что это к несчастью. «Зрительный контакт», – напоминаю я себе, хотя единственный человек, смотрящий в мою сторону, мертв. Он пялится глазами цвета слизи. Серые губы жадно приоткрываются. Обе пары. Рана на его горле становится все шире и шире, и…

Не смотри Эрин пожалуйста не смотри не смотри…

Монаканец забирается на стол, но никто не замечает. Гости просто едят, пьют, смеются между собой, пока он ползет ко мне. Пожалуйста, не подходи, умоляю… Мне требуются все остатки сил, чтобы не вскочить из-за стола и не убежать.

«Он меня не тронет, – думаю я. – Не обидит». Духи в офисе ничего не сделали, так ведь? Им нужен был только Призрак. Они хотели его попробовать. Наверное, во мне осталось так мало, что этот дух просто уйдет, когда поймет, что мне нечего ему предложить.

Он же не может ничего сделать, так? Не может меня ранить? Я глубоко дышу через нос, сжимая челюсть, чтобы не закричать. Прикусываю язык. Он меня не тронет… Он в дюймах от моего лица, но я настолько в ужасе, что не могу пошевелиться. Лишь сижу и притворяюсь, что его здесь нет. Смотрю в другую сторону. Лишь бы не на него. Он меня не тронет… Я впиваюсь ногтями в свое бедро, сосредотачиваясь на боли и направляя все мысли в сторону от мужчины, пока он откидывает голову назад, назад, назад, губы вспоротой шеи раскрываются, и боже, я чувствую его дыхание на щеке, прямо из шеи, не изо рта, из шеи и господи я не могу.

Я хочу отодвинуть свой стул от стола. И как только упираюсь ногами в пол, чтобы отстраниться, мужчина берет мою голову обеими руками. Это происходит так быстро, что я не успеваю среагировать. Увернуться. Его кожа как холод. Он проникает в мой череп. Все внутри меня замирает от прикосновения его пальцев к моим вискам, и на секунду мне кажется, что они погружаются прямо мне в голову. Я не могу пошевелиться. Не могу закричать. Я могу лишь смотреть на него, пока он смотрит в ответ.

Его глаза. Я не могу отвести взгляд от его глаз. Я вот-вот в них потеряюсь. Упаду.

Горло булькает. Открывается, насколько позволяет рана, и в этот момент мне кажется, что он меня поцелует, но не ртом. Его язык, похожий на пепельную личинку, проскальзывает мимо гортани и свисает из раны.

Мой желудок сжимается. Меня сейчас стошнит, но я не могу дышать. Не могу сбежать.

Почему я не могу кричать? Почему не могу…

Мужчина глубоко вдыхает. Почему-то от этого меня тянет к центру, словно он вдыхает меня.

Я чувствую, как распухает мой язык. Расширяется. Растет. Корень прижимается к челюсти и проталкивается мимо губ. Вот он. О боже, я его вижу. Я ничего не могу сделать, лишь в отчаянии смотрю на свой язык, пока он поднимается в воздух, кончик сплющивается, а затем расширяется, превращаясь в шляпку розового гриба.

Глаза щипет, они слезятся. Остановите это пожалуйста останови это останови все это по-жа-а-алуйста… Я вижу только нижнюю часть своего языка, жабры, колышущиеся под колпачком.

Стебель эктоплазмы выходит из моей левой ноздри. За ним быстро следует еще один, он ползет справа от меня. Два стебля вьются в воздухе, тонкие и дрожащие, пока не образовывают решетку над моей головой. Мужчины вытягивает из меня все, что осталось.

Я не вижу, как корни выходят из моих ушей, но определенно их чувствую, они закручиваются вокруг мочек и летят дальше. Мои кости сковало, но я чувствую, как вся расту. Распускаюсь. За глазами нарастает напряжение. Что-то внутри черепа пробивается наружу, и его единственный выход – через мои глазницы. Я чувствую, как глазные яблоки набухают и выскакивают из черепа, паря в воздухе, как воздушные шарики, привязанные к телу зрительными нервами.

Все эти стебли дрейфуют по столовой, скручиваясь и соединяясь над столом – над моим телом – подобно колонии грибов, простирающейся на многие мили под поверхностью земли. Эти призрачные поганки вырываются из каждого отверстия и тянутся к воздуху, высасывая жизнь…

– Эрин! – визжит моя мать с другого конца обеденного стола, возвращая меня в реальность.

Я окружена оцепеневшими гостями. В столовой стало так тихо, так мертвенно, что единственный звук – капли рвоты, стекающие с моей пустой тарелки на тонкий фарфор. Она стекает и по моему платью для собеседований тире похорон тире званых ужинов.

Никто до сих пор не видит монаканца, который жадно поглощает то, что я только что изрыгнула за обеденным столом. Его язык извивается, как намокший червяк в луже.

Он делает это не ртом. Язык так и вылезает из шеи, и меня порывает стошнить снова – я прямо чувствую, как внутри накатывает. Стул опрокидывается, когда я вскакиваю на ноги, уронив стакан соседа. Вино проливается на стол. Гости вытирают салфетками просачивающееся сквозь скатерть мерло, отчего полотно становится темно-красным.

Мама не сдвинулась с места во главе стола. Никто не двигался.

– Эрин, боже мой…

Мне надо что-что сказать. Он прямо здесь. Почему они ничего не сказали? Почему они не видят? Он отчаянно бьется горлом о стол, безумный от голода.

– Я…

Звук моего голоса привлекает мужчину. Он резко поднимает голову, взбешенный, что я прервала его трапезу.

– Простите, я… – бегу из столовой, – извините.

– Эрин!

– Пусть идет, – бормочет отец. – Кто-нибудь может это убрать?

Родители не трогали мою спальню с тех пор, как я уехала в колледж. Технически она все еще моя, будто они ждут, что я въеду обратно.

Комната похожа на мемориал. Постеры групп, которые я уже не могу заставить себя слушать, инди-фильмы, благодаря которым, как мне казалось, я выглядела умнее, чем была.

Я щелкаю выключателем и вижу, что моя кровать полностью завалена пальто. Много черного. Где-то желтовато-коричневый. Серый, как пепел от сигарет. Я падаю прямо на кучу и рыдаю. Я не могу перестать плакать. Подношу руки к лицу и пытаюсь спрятаться в своих ладонях. Я