Пустогрань - Ксения Сергеева

– В твоих силах сейчас свести меня с ума! – Марк рухнул на стул. – Мы могли бы вовсе не связываться с ней, какая нам разница, что там у нее в голове происходит, она могла бы и вовсе не узнать о себе ничего, если бы не ты со своим «будь внимательнее»! И все прошло бы хорошо. Кошка с Тенью уж как-нибудь убедили бы нужных нам товарищей отдать свои Зерна. Если что, можно было бы привлечь меня! Да, на войне все средства хороши! А теперь что?! Теперь у нас одно Зерно, один труп, беснующаяся мышь с метелкой – и девчонка-Охотник, которая может засосать нас всех к чертям в свои «внутренние чертоги»!

– Потише, Марк. – Баба Зина медленно отложила вязание, аккуратно воткнув спицы в яркий оранжевый клубок. – Не стоит так драматизировать. Хотя во многом ты прав. Видишь ли, мы с Петровским убеждены, что если вовремя проработать такую силу, то она станет именно силой, а не Пустотой, которая вечно требует жатвы. И эта девочка оказалась так близко, она была совершенно чиста, на ее листе можно было написать новую историю, можно было справиться с нашим главным врагом, уничтожить Пустоту!

– Вы хотите сказать, – пробасил Маячник, – что все это маленькое путешествие – всего лишь прикрытие для вашего эксперимента?

– Нет… Нет… – Василий Петрович потирал виски. – Нам действительно лучше бы сохранить Зерна, просто от греха подальше. Это профилактика. Была профилактикой, пока мы не узнали, что в Доме Охотники. И даже тогда это просто необходимо было сделать. Тем более, исходя из рассказа Сонника, они обзавелись особым чутьем и особой целью… Но девочке необходимо было погружение, чтобы силы ее раскрылись. Она ведь может не только хранить, но и преображать сохраненное. Вы рассказывали мне, как она изменила сон, в котором вы находились… А ведь она тогда еще даже не осознавала Зерна, а уже наполнялась и трансформировала… Я не знал ее силы, признаю. Возможно, мне следовало сначала изучить ее. Но у нас не было времени. Нам нужно было действовать здесь и сейчас. Вам просто не удалось увидеть, как она может работать… Просто не удалось…

– Сейчас я не вижу ее пути.

– С ней все в порядке. – Баба Зина поправила узелок косынки. – Во всяком случае, ко мне ей еще рановато. Просто путь пока не определен. Все возможно… И хорошо бы нам ее найти побыстрее.

– Но как, если мы не видим ее? Она может быть вообще где угодно! Кусок венецианского стекла мог бы нам помочь, но проклятый Венецианец все вынес, даже разбить было нечего!

– Я знаю! Я!

В комнату ворвался Ганс1236. Он запыхался, пот градом валил со лба, кепка съехала набок. Он шумно дышал, и колени у него подрагивали.

– А ты как здесь оказался?!

Маячник улыбнулся:

– Я знал, что его путь пересечется с нашим, только не знал, по какому поводу. – Он помолчал немного, давая Гансу1236 отдышаться, прежде чем продолжил: – А теперь, кажется, знаю.

Ганс1236 кивнул, принял чашку с чаем от бабы Зины и в секунду опорожнил ее, затем быстро-быстро заговорил:

– На Гансине есть Зов. Я научил Рину Зову. Она послала мне его. Послала! Смогла! Вы представляете?! Правильный гансианский Зов. Его слышат все, кто хоть однажды посылал такой же. И я, кажется, знаю, где она. Только время там идет по-другому. Оно настоящее. И это действует на нее странно. Я чувствую, как она растет!

– О нет, она не становится больше ростом, Ганс. – Баба Зина задумчиво покачала головой. – Растет ее сила. Рядом с пустотой других Охотников ее хранилище жаждет наполниться – и растет.

Ганс1236 озадаченно замолчал, потом погрыз длинный палец и заговорил снова:

– Я могу показать вам то, что было в ее Зове. Она показала тварей, что держат ее, показала место, правда, она не знает, зачем ее держат, должно быть, ей никто ничего не сказал… Зачем ее похитили?

– Потому что Охотники чувствуют ее силу, но она еще не трансформировалась в Пустоту, поэтому они не понимают, что нашли, но знают, что это очень важно. Может быть, они уже поняли, что наткнулись на золотую жилу.

– Жилу с пустотой? – с усмешкой проговорил Марк.

– Пойми ты, она может сохранять и трансформировать, а значит, приняв в себя ее Зерно, они тоже смогут это делать. И не просто кормиться нашими способностями, но пользоваться ими! Они перестанут быть падальщиками, они станут хищниками в полном смысле слова. И как только завладеют ее даром, завладеют всем миром. Смогут стать бессмертными, талантливыми, со способностями, которые позволят им управлять светом! И этого нельзя допустить!

Все задвигались, заметались по комнате.

– Насколько я понимаю, Охотники пока не поняли, что им с ней делать и зачем, поэтому показывай скорее, Ганс, нам нужно добраться до Марички раньше, чем Охотники откроют глаза!

Ганс схватил Петровского за руку, приложил свою ладонь к ладони старика, и Василий Петрович увидел. Спутанные коридоры, сырой подвал с тропической жарой, повороты, повороты, высота… И загадочные заклятья по стенам, невидимые на первый взгляд. Да, попасть туда будет непросто.

Зов вымотал ее, Маричка упала на коврик. За смеженными веками плавали голубые и желтые круги, они рассыпались на сотни разноцветных искр и гасли, порождая новые вспышки. Воздух в подвале стал другим, гуще и чище, как после грозы. Маричка вспоминала, что же такое гроза, и никак не могла воссоздать в памяти, как звучит гром, ливень превращался в противный сентябрьский дождик, молнии вспоминались как тонкие плети огня от свечи, но запах… запах она помнила и купалась в нем сейчас, как в море. Море Маричка тоже представляла с трудом. Как будто что-то распадалось в голове, она никак не могла собрать воедино ни воспоминаний о доме, ни желания пищи, ни последней записи в синем дневнике. Кажется, она была расстроена чем-то… Или наоборот? Каково это – радоваться? Это смеяться? Или плакать? Что нужно чувствовать? Можно ли вообще что-то чувствовать? За секунду она – уже вовсе и не она, а кто-то совершенно пустой и безжизненный, словно бы всю Маричку вынули и она растаяла, как стертый штрих, осталась только полоска грязи под ногтями, которую так интересно сейчас изучать… Откуда она такая взялась?..

Дверь подвала резко распахнулась. Маричка даже не пошевелилась, она внимательно рассматривала ноготь с остатками темно-вишневого лака. Полоска света возле коврика возникла и застыла, Маричку это заинтересовало только потому, что выщербленный местами лак стал виден чуть лучше.

На фоне светлого пятна появилась черная фигура. Она покачала головой и что-то пробормотала себе под нос, потом обратилась к Маричке как будто бы знакомым голосом:

– Вставай, милая, нам нужно идти.

Маричка молчала. Она слышала слова, но не шевелилась. Как это несколько часов назад (или дней, или лет?) она умудрялась ковырять этот пол, бросаться в драку, куда-то идти… Зачем ей это нужно?

– Милая, о святые этого мира и чужого, что ж такое?! Неужели настолько оголодала?

Чьи-то руки подняли ее и чуть встряхнули, она подняла взгляд на Венецианца. У того в глазах билось море, он выглядел виноватым и опечаленным, но Маричка помнила, что верить этому взгляду нельзя. Чего ему?!