Никогда_не... - Таня Танич

— Так, даже не думай! — непонятно к кому угрожаю я, пытаясь потрясти его за плечи — но куда там! У меня не хватает сил, чтобы приподнять его, тряхнуть хорошенечко, а сами попытки похожи на какие-то хаотические толчки, на которые Артур, конечно же, не реагирует.

— Артур, ну что же ты… Что нам теперь делать? — в одну секунду из меня как будто выпускают воздух и уходят все силы, я устало опускаю голову ему на грудь и зажмуриваюсь, чтобы не разреветься.

Что делать? Неужели мы так и останемся здесь до последнего — пока мне тоже не захочется спать, пока веки не станут тяжёлыми, пока не станет все равно, что вокруг нас все больше и больше дыма.

Что я могу сделать? Только вот так лежать, надеясь разве что на Эмельку, которая скоро запаникует, а потом придут Денис с Сережкой и вытащат нас. Если успеют.

А если не успеют — я тоже усну рядом с Артуром. Ни он, ни я больше не проснемся и останемся здесь, став парой романтических скелетов, слившихся в последнем объятии — такое очень любят показывать в мелодрамах и в идиотских пабликах с цитатками о вечной любви.

Над нами поплачут, кое-кто даже покается и напишет бездарный стих, а кто-то сделает коллаж, где мы оба летим в небеса в виде ангелочков с блестящими крылышками. Может, нам даже нимбы приделают — будет очень смешно пройти такой быстрый путь, из ведьмы в святые. Нам обязательно устроят мемориал, прямо на ступенях дома, который, я помню, скоро должны поджечь — от него останутся выгоревшие стены, и все несчастные и счастливые влюблённые будут нести сюда свечки и плюшевых мишек. Вот только мы этого не увидим и не узнаём, нам даже не будет стыдно за то, что мы стали таким попсовым мемом.

Потому что нас не будет. Просто не будет — и всё.

Я не смогу больше обнять Артура — не так, как сейчас, еле-еле цепляясь ослабевшими пальцами за футболку, которая вся пропахла дымом. А по-настоящему, чтобы забивало дыхание, чтобы не было сил оторваться от его кожи, чтобы под моей ладонью громкими и сильными толчками билось его сердце — когда он целует меня, когда делает и говорит такое, от чего земля уходит из под ног и кружится голова — но не так, как сейчас, не от нехватки кислорода. Мы больше не уснём и не проснемся вместе, не поедем путешествовать, да что там — даже из этого городка выбраться не сможем, подтверждая нелепые бредни Тамары Гордеевны о каких-то там невидимых преградах!

Нет уж, мы выдержали и пережили слишком многое, чтобы вот так взять и потухнуть нелепыми жертвами человеческой глупости. Красиво и романтично умереть мы ещё успеем — через много десятков лет, но не сейчас, когда у нас всё впереди, всё только начинается!

Артур нужен мне только живым. Потому что мне нужна жизнь, а не смерть с ним.

От этой мысли-решения внутри словно вырывается маленькая бомба, и я, разбуженная ею, начинаю метаться по постели, забыв об усталости и безнадёге. Как минуту назад, я могла только лежать, прикрыв глаза, не чувствуя сил поднять голову — так сейчас я не могу находиться в покое. Новая адреналиновая волна накрывает меня и не даёт бездействовать, не оставляет даже малейшего шанса на это.

Я должна, я могу что-то сделать! Конечно же, могу, но пока точно, не знаю, что… Надо подумать… Просто сосредоточиться и подумать, вспомнить что-то полезное, какие-то советы, книги — только быстрее, как же душно здесь становится… За окном почти ночь, а ни желанной прохлады, ни спокойствия нет и в помине. Наоборот, сквозь неплотно прилетающие к деревянным рамам стёкла, я снова слышу шум и оживление, надеясь на то, что народ не собрался поджечь дом прямо сейчас.

Но плевать, на все плевать — я не должна обращать внимания на то, что творится снаружи. Важнее то, что происходит внутри, нужно сосредоточиться на этом. Так… что же делали герои фильмов или книг, попадая в трудные ситуации… Может быть, искусственное дыхание? Приоткрываю пальцами губы Артура — они поддаются так легко, что это пугает меня ещё больше — неужели он совсем ничего не чувствует? Но, отбросив эти мысли, я наклоняюсь и дую ему прямо в открытый рот, и… Ничего, никакой реакции. Пробую снова, понимая, что даже в такой ситуации мне нравится прикасаться губами к его губами, это похоже на лёгкий поцелуй перед смертью… Стоп, стоп, никакой смерти, только жизнь!

Ещё раз вдыхаю ему воздух из своих лёгких и понимаю, что делаю что-то не то. Это же захлебнувшемуся водой делают искусственное дыхание… Нет, неправильно, снова неправильно, я все перепутала.

Хотя… Вода, вода… Кто там у нас в книгах спал посреди пожара, а его будили водой? Точно же, в «Джейн Эйр» была такая сцена — мистер Рочестер, пожар в спальне, сумасшедшая жена — спасибо, английская классика! Только там горел полог над кроватью, а Джейн плеснула воду прямо из прикроватного кувшина на своего хозяина.

Хорошо… Она могла — почему я не могу? Перевесившись через Артура, хватаю бутылку, лежащую рядом с мобильниками на кровати, откручиваю крышку — и лью воду прямо ему на лицо, сильно бьющей струей, попадая в нос, в приоткрытый рот — проходит пара секунд… ещё немного… И он начинает инстинктивно кашлять, отфыркиваться, и — о, чудо! — открывает глаза!

— Артур… Стой, погоди… Стой стой, только не закрывай глаза опять, не надо! — я кричу изо всех сил, больше не заботясь о том, чтобы он не испугался. Теперь я хочу, чтобы он боялся, чтобы стрессовал, чтобы понимал, что нам грозит, и не смел отключаться.

— Смотри на меня! Смотри на меня и не закрывай глаза, слышишь?! На меня смотри! — я говорила ему эти же слова в нашу первую ночь, живя только тем моментом, совсем не думая о будущем. Теперь, спустя три недели, я говорю то же самое с другой целью — думая о будущем, только ради будущего. Ради того, за что стоит побороться, стоит сделать всё, что мы можем.

— Артур! Ты попей… Давай, пей, вот так — просовывая одну руку ему под голову, второй стараюсь удержать бутылку и напоить его. Вода проливается ему в рот и течёт на шею, он не успевает делать такие быстрые глотки и все время кашляет, но глаза не закрывает — и я радуюсь этому.

Пусть он ещё не полностью пришёл в себя, но, даже судя по тому, с каким видом Артур осматривается вокруг, до него дошло — творится что-то странное и надо поскорее отсюда выбираться.

— Все… Хватит! — отворачиваясь от бутылки, он даёт мне знак, чтобы я прекратила его поить. — Полина… — кажется, он до сих пор не верит тому, что видит меня перед собой. — Какого… хрена?

— Да ты поэт, — не могу сдержать приступить идиотского веселья я, не отпуская его со спины и подтягивая немного к себе, к краю кровати. — Полина, какого хрена — это же прямо рифма! Небанальная! Давай, давай ко мне, двигайся ещё — и он послушно исполняет мою просьбу. — Нам надо выходить. Просто выходить, все остальное — потом.

— Хорошо… — продолжая надсадно кашлять, соглашается Артур — и мне приходится остановиться и подождать, пока он сможет глубоко вдохнуть. — Что… случилось? Это что… Что такое? — осипшим голосом спрашивает он, спуская ноги на пол, пока я, встав рядом, поддерживаю Артура, закинув его руку себе на плечо.

По тому, как тяжело, всем телом он наваривается на меня, понимаю, что стоять ему тяжело, и призываю на помощь всю свою выносливость. Кажется, мы ничего больше не сможем брать с собой — я не совсем понимаю, где его вещи… может, в машине? Я не видела ее припаркованной, и спереди ее тоже нет — не думаю, что Наташка стала бы поджигать поле перед домом, где стоит машина ее младшего брата.