Миг расплаты - Худайберды Диванкулиев (Дивангулыев)

class="p1">Акджик, держась рукой за ствол саксаула, следил за ними издали. Не мог оторвать глаз от термоса, и единственной его мыслью было: "Хоть бы с Байджаном ничего не случилось…"

Новый резкий удар дерева о дерево заставил его вздрогнуть.

Когда крепкая ветка акации встретилась с сухой палкой в руках Джуманияза, та треснула, на голову завфермой посыпалась труха, будто кровь выступила на голове. Джуманияз понял, что дела его плохи: сухая палка не выдержит еще одного удара дубинки Байджана. Он прекрасно знал Байджана — и опустился на колени:

— Убей меня, убей!

— Обороняйся, негодяй!

— Нет, убей! — и разорвав на груди рубаху, на коленях пополз к Байджану.

— Вставай!

Джуманияз лёг, прижался к песку:

— Бей! Ударь по голове!

Байджан опустил было занесенную дубинку, молча прошел мимо Джуманияза, спустился вниз по склону.

Акджик поразился:

— Акга, почему не обрушил на его голову этот сук?

— Молчи, подонок!

— Ты у него хоть воду забери!

Байджан промолчал.

Джуманияз, увидев, что опасность миновала, вскочил на ноги и, все так же прижав к себе термос, начал взбираться на бархан.

И снова послышался запах смерти…

Байджан и Акджик еще долго сидели в тени саксаула.

— Может, пойдем? — Акджик с усилием поднялся.

— Подождем, пусть сядет солнце, определим путь по звездам, — ответил Байджан. Помолчал, потом объяснил. — Какой ты ни будь опытный, в жару любой человек может ошибиться в направлении. Появится перед глазами мираж — вот и собьет с дороги. А вечером прохладно, и воды не надо. Смотри, эти саксаулы очень крепкие, крупные, в глубине, где их корни, влажность больше. У меня есть с собой бумага, свернем трубкой, в середину — лист селина. Выкопаем яму, будем тянуть эту влагу через песок, селиновый лист влагу пропустит, песок — нет. В старые времена, говорят, люди так спасались, без воды обходились дней десять-пятнадцать. Джуманияз дурак, хотел задержать его…

Акджик плакал от радости, пытался обнять Байджана:

— Брат ты мой, дорогой акга-джан!

— Жук ты навозный, а не брат, вот ты кто! — Байджан брезгливо сбросил со своего плеча руку Акджика. — Отдыхай, вечером и ночью придется много идти.

Перевод С.Шевелева

МУХАММЕТНУР КУРБАНКЛЫЧЕВ

ФАКЕЛЫ И ЗВЕЗДЫ

белом халатике и синей шапочке, стройная и гибкая, она появилась на буровой около десяти утра, в тот час, когда щедрое солнце над пустыней Шехитли успело прогреть каждый бархан и каждую песчинку.

— Здравствуйте! — бойко воскликнула девушка. — Вот приехала взять очередной керн… Газ-то скоро будет?

— Будэ, милая, будэ, — ответил кто-то из рабочих.

— У нашей Гульджемал глаза, как у молодой газели! — с восхищением отметил весельчак и балагур Эзиз. — Что-то редко стала к нам наведываться, красавица?

— Я приезжаю по графику, Эзиз, так что не упрекай… — Лаборантка посмотрела на часы и опустила ресницы.

К буровой подошел Сердар, поздоровался. Под мышкой у него была кипа чертежей и бумаг.

— Скоро солевые пласты, ребята… Будьте поосторожней! — Сердар пристально оглядел буровую, потом обратился к Гульджемал. — Здравствуй, долгожданная, как поживаем?

— Как говорят русские, с божьей помощью… Что-то не пойму вас, мастер, то вы на "вы", то на "ты", — девушка смутилась, было заметно, что она волнуется.

Волновался и Ниязов, и было почему. Он давно уже выпестовал в душе образ любимой, и вот она опять перед ним… Дабы не спугнуть свое счастье, Сердар даже не попытался продолжать разговор… Сердце его неожиданно зачастило…

— А я с поручением, — Гульджемал порылась в красной сумочке и протянула Сердару телеграмму.

"НИЯЗОВУ ДВЕНАДЦАТОГО ДЕВЯТЬ ДОЛЖНЫ БЫТЬ НА СОВЕЩАНИИ ГЛАВНЫЙ ИНЖЕНЕР ТРЕСТА "ТУРКМЕНГАЗПРОМ" КУРБАТОВ", — прочел он. "Следовательно, до совещания еще десять дней, — подсчитал мастер и задумался. — Наступают наиболее ответственные этапы бурения, вдруг это совещание, зачем?.."

Пассажирский поезд, разматывая стальные нитки дороги, шел в Ашхабад. За горбатыми барханами в сумерках таяли буровые вышки Шехитли. Мастер, погруженный в свои мысли, одиноко сидел в душном купе, поглядывая на консервную банку, приспособленную под пепельницу… "Прокурился, как сапожник. В легких, небось, только песок да никотин", — со злостью раздавил очередной окурок. Затуманенными от бессонницы глазами уставился в темноту. Над уходящими в небо макушками буровых горели гирлянды ламп. "На бескрайнюю пустыню словно звезды опустились… Вот и моя зажглась… Гульджемал, ненаглядная! Как ты там?..". — Смутное чувство тоски легкими молоточками стучало по вискам и не давало покоя.

Говорят, что первая встреча редко когда обманывает чистые души. Сердар и Гульджемал встретились впервые три месяца назад. И, словно споткнулись, долго и с удивлением смотрели друг на друга. И на незримой пленке памяти было зафиксировано: "Ты мне нравишься!" — "Вижу, что нравлюсь… И мне приятно на тебя смотреть… У тебя нежные глаза, светлый и отзывчивый взгляд. Но больше всего меня тронула твоя солнечная улыбка. Да, да, улыбка! Только она заставила меня остановиться и посмотреть в твои глаза. Когда ты улыбнулся — я сразу вспомнила Чары…"

Сердар, как в столбняке, застыл на месте, а она пошла дальше… Ты не хотела, и все же оглянулась. Мастер, словно мальчишка, сел на раскаленный песок и снял брезентовый сапог. Потом он начал вытряхивать из него камушек… Он был околдован твоим взглядом и тобой. Камушек так и не вылетел из сапога. Не вылетел потому, что его там не было… И ты это прекрасно поняла и не осудила вконец растерявшегося парня, и даже скупо улыбнулась.

А мастер встряхивал сапог и думал… "Гульджемал! Да, да, это Гульджемал! Новая лаборантка… Значит Эзиз рассказывал о тебе и о Чары… Этого симпатичного и рослого парня с густой шевелюрой, с третьей буровой, я видел один-единственный раз, как раз перед аварией. Утром буровая зафонтанировала, и Чары бросился к заглушке… Чары знал, что рискует, по по-другому он поступить не мог… Потом раздался мощный взрыв, от которого оглохли и люди, и небо…

Говорят, тебя долго не могли оторвать от могилы… Делать было нечего, бережно подняли и увезли в поселок. Ты долго болела. Потом навсегда ушла с третьей буровой… И вот ты здесь! Я знаю, что подходить к тебе — кощунство! Ты не можешь и, видимо, не сможешь забыть Чары… Но ты мне поправилась, и я не знаю, что мне делать?"

Вдоль дороги проплывали знакомые места. Четыре года назад буровая бригада, которой руководил Сердар Ниязов, перебазировалась в Шехитли на освоение Шатлыкского газового месторождения. Большинство членов бригады были молодыми и малоопытными парнями. Да и сам Сердар не считал себя зрелым буровиком,