Холодный человек - Алексей Атеев

– Серьезней не бывает. Ни во что подобное я до сих пор не верил. Но теперь…

– Что теперь?

– Приходится поверить.

– Ты в уме ли, парень? Призраки… Это галлюцинация была.

– Какая, к черту, галлюцинация. Одна и та же галлюцинация одновременно двум людям явиться не может. Ты ведь тоже их видела?

– Было что-то такое…

– Ну, вот. Я и говорю. И я видел, и ты видела… Вообще-то я слышал про подобные вещи. Клады часто заговаривают. Каждый клад охраняет нечистая сила…

– Понес, понес!..

– Вот послушай-ка историю. Одна тетка знала, где закопан клад.

– Откуда она знала?

– Знала, и все! Только в одиночку идти отрывать его она боялась. Поскольку клад был заколдован.

Вера захохотала:

– Ясное дело!

– Ты не смейся. Я тебе рассказываю, как мне рассказывали. Ведь я не только археологией интересуюсь, но и краеведением. А историю эту слышал от одной бабки. Старушка жила недалеко от того места, где мы работы проводили. Я в ее доме комнату снимал. Вот она мне всякие легенды толковала, а я записывал.

– Делать тебе нечего.

– Может быть. Так рассказывать дальше?

– Валяй.

– Так вот. Одна она не решалась идти копать. И взяла с собой племянника и его приятеля. Настала ночь, и пошли они в лес.

– Почему именно ночью?

– А мы почему ночью?

– Так получилось.

– Вот и у них «так получилось». Короче, пришли на место. Там, на бугорке, огонек горит. Это, значит, место указывает. А холодно, дождик идет, ветер свищет…

– Прямо как у нас.

– Я про это же и толкую. Только взялись они за лопаты, копать хотели, как вокруг огонька запрыгали, завизжали мертвецы. Ну, тетка вместе с провожатыми со страху так припустила, только пятки засверкали. И про клад забыла.

– Очень интересный рассказ. Значит, клад там до сих пор и лежит?

– Выходит, так.

– Чего же ты его не откопал?

– Опасался нечистой силы. И как показала сегодняшняя ночь, не зря. Шутки шутками, но вот чего я не понимаю, – после паузы задумчиво произнес Сабуров, – как мы оказались в машине? Последнее, что я помню, – это как нечисть бросилась на нас. И все! Дальше туман.

– А клад? – спросила Вера. – С ним-то как быть?

– Да существует ли он на самом деле? Возможно, нечисть использует легенды о сокровищах как приманку. Нет-нет да кто-нибудь пожалует на поиски. Вот тогда она и куражится по полной программе. Ям-то, видела, сколько там накопали.

– Ты же, кажется, что-то все-таки нашел?

– Да, конечно. Монетки! Ну-ка взглянем на них еще разок. – Сабуров полез в карман штормовки, но извлек оттуда только серебряный рубль. – А золотой где? – недоуменно произнес он. – Империал?! Ты не брала?

– Зачем он мне?

– Странно. Я точно помню: монета лежала в правом кармане, а теперь ее нет. Рубль на месте, а империал отсутствует.

– Может, обронил, когда в яму лазил?

– Обронил? – Сабуров внимательно смотрел на Веру. В глазах его светилось подозрение.

– Да не брала я твой червонец! – воскликнула девушка. – На кой он мне?!

– На кой… Да, конечно. Но он ведь стоит денег, и немалых.

– Ах, вон ты какой! А еще замуж зовешь. Нет, дорогой Мишенька, не дождешься. Больно ты жаден.

– Я жаден?!

– А разве нет?! Прощай, кладоискатель. Можешь снова сходить к могилке и попытаться отыскать золото. Возможно, и империал свой найдешь. Будь здоров, археолог. – И Вера распахнула дверцу «копейки».

– Постой, ты куда?!

Но Вера не стала пояснять направление своего маршрута. С нее было довольно общения с кладоискателем. В качестве будущего мужа он ей явно не подходил.

Вера шла к своему дому, до которого оказалось вовсе недалеко, и раздумывала: что же делать дальше? Прежде всего необходимо перекусить. Вспомнив о завтраке, она машинально взглянула на часы. Десять. В это время она уже вовсю работала. Кстати, что же делать с работой? Ее нынешнее положение было настолько же неопределенно, насколько и опасно. Она напала на своего начальника, нанесла ему травму. Тот якобы пребывает в больнице, а это чревато уголовным наказанием. Потом она сбежала из дурдома, и хотя имела для этого все основания, но кто ей поверит? Если вернуться туда и сдаться на милость психиатров, к чему это приведет?

«За два-три месяца лечения ты полностью опустишься, – сообщил внутренний голос. – Превратишься в подобие Людки или Жабы. Растеряешь всю свою привлекательность. Растолстеешь или, наоборот, превратишься в щепку».

Нет, в дурдом возвращаться не стоит. Да там, если верить Молчановскому, ее и не разыскивают. Кстати, почему этот тип помогает ей? Говорит: понравилась. Выходит, влюбился. С первого взгляда! Да возможно ли такое в наше время? Весьма сомнительно. И с его семейным положением так ничего и не прояснилось. То говорит, жена уехала, то – они в разводе. И вообще, этот Молчановский – темный тип. Чем он занимается, Вера так и не уяснила, хотя, судя по всему, деньги у него имеются. Да и живет основательно. Она в этом убедилась. И вообще, он очень боек и оборотист. Съездил в психбольницу, узнал, что там и как. Потом, если ему верить, уладил ее дела в милиции… Уладил в милиции… Значит, она может ехать на службу и разузнать, какие меры приняты в ее отношении. Может быть, ей даже разрешат работать. Ведь хороших корректоров нынче днем с огнем не сыщешь. Молчановский говорил: в корректорской сидит какой-то мужчина. Надо думать, ответственный секретарь. Вот ответсек в первую очередь и заинтересован в ее возвращении. Итак, сейчас она перекусит, переоденется и отправится в редакцию. Что называется, сдастся на милость победителя, а там будь что будет.

Вот и знакомые двери. Испытывая некоторую робость, Вера вошла внутрь. Здесь все было по-прежнему. Толкались какие-то люди, не то пришедшие подавать объявления, не то принесшие материалы для публикации. Пахло до боли знакомо – бумажной пылью, табачным дымом и мышами. Вера, вдыхая столь привычный аромат, чуть не прослезилась.

Она толкнулась в секретариат. Закрыто. Осторожно миновав вход в приемную, она отворила дверь в корректорскую. Так и есть, ответсек тут: читает полосы.

– Здравствуйте, Захар Семенович, – неуверенно произнесла она.

Ответсек поднял голову, сверкнув блестящей лысиной и линзами очков, и тут же усмехнулся.

– Ах, это ты, – хмыкнул он. – Государственная преступница явилась сдаваться? Или нет? Или желаешь продолжить террор? Только меня, пожалуйста, не тронь! Умоляю! У меня дети… и внуки тоже. Ведь я тебе ничего не сделал. А виновника своих бед ты уже покарала.