Холодный человек - Алексей Атеев

– Объясниться в своих чувствах. Дело в том, что я вас люблю.

Мы уже немного рассказывали о Павле Борисовиче, но говорили в основном о роде его занятий, а вот личной жизни достославного господина Величко пока не касались. А рассказать о ней все же придется. Хотя Павлу Борисовичу стукнуло уже тридцать пять, он до сих пор не был женат. Причины этому имелись следующие. Во-первых, бурная общественная деятельность. Она, конечно же, отнимала порядочно времени. Собрания, заседания, митинги и конференции предполагали отречение от семейного очага. Ну, если и не полностью, то хотя бы частично. А во-вторых, господин Величко был сызмальства подвержен тому, что называется «грехом Онана». Конечно, подавляющая часть рода человеческого занимается тем же, и, слава богу, пока что население Земли не вымерло. Люди растут, женятся, заводят детей… Но Павлуше, как ласково называла его матушка, вполне хватало чувственных отношений с левой рукой. Когда Павлуше стукнул двадцать один год, родители решили его женить. Подобрали невесту, девицу их круга, дочку директорши ювелирного магазина «Сапфир», черноволосую кривоногую девицу с низким лбом, бледным личиком и носом «уточкой». И все было уже слажено, однако в последний момент девица бежала, что называется, «из-под венца» с неким не слишком молодым таксистом. Павел не особенно расстроился, однако это обстоятельство, по-видимому, загнанное глубоко в подсознание, действовало на него из этого самого подсознания, заставляя нажимать на пирожные «Наполеон» и еще интенсивнее предаваться пагубной страстишке.

Тут нужно отметить: дамы сквозь жизнь Павла Борисовича все же проходили. Однако связи эти были совсем необременительны и касались, как правило, подчиненного ему женского персонала. Говоря по-простому, Величко занимался любовью исключительно с собственными секретаршами – конечно, только с теми, которые шли ему навстречу. Это было, в общем-то, приятно (хотя и не шло ни в какое сравнение с мастурбацией), удобно, а главное, подтверждало его мужской статус.

До сих пор в любви господину Величко еще никто не объяснялся, да он считал, что подобного в природе и не существует. И вот на тебе! Природа оказалась посрамлена.

– Чего-чего?! – переспросил донельзя изумленный Павел Борисович.

– И давно, – сообщила Вера. – Еще с первых дней моей работы в редакции.

– Чего?!!!

– Почему, Павлуша, ты все время чевокаешь? – очень мягко поинтересовалась Вера. – Девушка тебе в самых сокровенных чувствах признается, а ты «чего да чего?».

– Ты меня искалечила, – озадаченно произнес Величко. Обращение «Павлуша» пробудило в нем смутные воспоминания о детстве, даче, качелях, с которых он свалился… о маме.

– Искалечила? – изумилась Вера. – В каком месте, где?

– Челюсть вывихнула…

– Может, и вывихнула, но маленько, еле-еле… Ты же сейчас говоришь вполне нормально, разве что несколько косноязычно. А знаешь, почему я на тебя набросилась?

– Ну, почему?

– Не выдержала наплыва чувств. Как увидела, так и бросилась…

Павел Борисович во все глаза смотрел на чересчур активную посетительницу. Он ничего не мог понять. Какая любовь, какие чувства?.. Он разговаривал с этой девицей всего несколько раз в жизни, и никакого интереса она у него не вызывала. Так, неопределенное существо, на которое не стоит обращать внимания. Лишь последнее их общение было экстраординарным. От воспоминаний Величко даже содрогнулся.

– А ты и не понял, – продолжала изливать душу Вера.

– Очень даже хорошо понял, – отозвался Павел Борисович. – Никогда со мной ничего подобного не случалось. Напала, как… – Он попытался найти подходящее слово, одновременно и строгое, и такое, на которое нельзя всерьез обидеться.

– Напала, как львица, – наконец выдал он.

– От чувств, – сообщила Вера, потупив головку.

«Да она взаправду сумасшедшая, – тревожно подумал Величко. – Не зря ее в психиатрическую больницу увезли. Интересно, как она оттуда выбралась?»

– Так что же ты желаешь? – осторожно спросил он.

– Я ничего не желаю! – с горячностью произнесла Вера. – Я только хочу извиниться за свои противоестественные деяния!

– Ну, допустим, я извиню.

– А если извинишь, то не гони прочь!

– Что значит не гони прочь? Это же больница. Здесь посторонним не место.

– Не гони прочь из своей жизни!

– С работы, что ли?

– При чем тут работа?! Я готова находиться рядом с тобой хоть целый день. Причем совершенно бесплатно.

– Вот этого не нужно!

– Я умоляю… Я согласна на все! Желаешь, я сию минуту разденусь. Только для тебя!

В доказательство своих слов Вера расстегнула пальтишко, сбросила его на пол и принялась за блузку.

«Точно, чокнутая! – ужаснулся Величко. – Начнешь ей перечить, сейчас же набросится. Один раз уже было… Поэтому лучше не противоречить».

Однако он все-таки попытался остановить нашу героиню, которая и не думала прекращать свое занятие.

– Погоди, как тебя… Кажется, Воропаева. Погоди. Не здесь же.

Нужно заметить, что больше всего в жизни Павел Борисович любил разглядывать голых женщин. Не важно где: на пляже ли, в сауне, да хотя бы на страницах журналов для мужчин. И теперь он с большим интересом взирал на манипуляции Веры. А та справилась с блузкой и принялась стягивать джинсы.

«А неплоха! – мысленно оценил Верины стати Величко. – Вон груди какие налитые. Эффектная бабенка. Притом сама идет в руки. Любит, говорит… А может, и вправду любит. Ради чего же она сюда приперлась? Разжалобить меня, что ли? И место здесь самое подходящее. Не в кабинете же ее… А тут интимная обстановка, как в гостинице…

Между тем девушка осталась только в черном белье. Она действительно выглядела сногсшибательно: высокая, длинноногая, светлые волосы рассыпаны по круглым плечам… Ну, вылитая Лорелея!

Дверь позади скрипнула. Вера услышала «Ой!» и обернулась.

На пороге стояла секретарша Павла Борисовича с большой картонной коробкой в руке. Изумление на ее лице постепенно сменилось выражением величайшего гнева.

– Вот как! – воскликнула она и отшвырнула коробку. Крышка отлетела прочь, и ее содержимое – десяток пирожных «Наполеон», – разлетелось по полу.

– Ну, ты и сука! – воскликнула секретутка, обращаясь непосредственно к Вере.

– Погоди, Анжела! Ты не поняла! – завопил Величко, но та не стала ждать продолжения. С воплем «Все я поняла!» она опрометью бросилась вон из палаты.

– Ну вот… – тоскливо произнес Павел Борисович. – И пирожные рассыпала…

– Я соберу, – поспешно подобрав коробку, сказала Вера.

– Не нужно. Тут есть кому собирать. Я попрошу тебя одеться.

И пока Вера производила с одеждой обратные манипуляции, он внимательно следил за ее телодвижениями.