Любовница группенфюрера - Элли Мидвуд

— Боюсь, я не имею права сама судить о своей работе, но если так говорится в моём деле, то полагаю, что моё начальство считает это верным.

— Не стоит так скромничать, когда речь заходит о работе, Аннализа. Я хочу, чтобы мы говорили совершенно открыто. Как быстро вы делаете транскрипции с радиограмм?

Я улыбнулась.

— Очень быстро, герр штандартенфюрер. По правде говоря, я самая быстрая в своём отделе.

— Замечательно. Следующий вопрос: здесь говорится, что вы быстро и почти безошибочно оперируете телеграфом. Это так?

— Так точно, герр штандартенфюрер.

— Очень хорошо. Это приводит нас к третьему пункту: в вашем деле говорится, что вы владеете двумя иностранными языками, английским и французским. Это так? И если да, то на каком уровне?

Эта информация была помещена в моё дело относительно недавно, после того, как я почти два года практиковалась с Рудольфом в английском и с Генрихом во французском, так как мой муж довольно долгое время жил в Париже и соответственно общался на нём свободно и почти без акцента. Оба языка дались мне на удивление легко, и вскоре я могла читать, писать и общаться и на том, и на другом почти без каких-либо трудностей.

— Я владею обоими языками, герр штандартенфюрер. В большинстве случаев я понимаю почти всё.

— Правда? Давайте тогда опробуем ваш английский. — Шелленберг снова мне улыбнулся и задал несколько вопросов из различных сфер, в основном имеющих отношение к политике и военному делу. Похоже, его удовлетворили мои ответы, потому как он продолжал довольно кивать и улыбаться всё шире. — Превосходно. А где, позвольте спросить, вы приобрели такой прекрасный гарвардский акцент? Я сам, видите ли, говорю на типичном, скучном оксфордском английском, поэтому ваше американское произношение, признаюсь, весьма меня завораживает.

Дьявол. Теперь я поняла, почему Гиммлер назначил именно Шелленберга на позицию шефа разведки: мимо него не проскочила бы ни одна крохотная деталь. И как мне теперь было объяснить ему происхождение моего «прекрасного гарвардского акцента»? Тем фактом, что моим учителем был агент американской контрразведки, который был выпускником Гарварда? Да уж, это пройдёт просто на ура.

— Мой муж научил меня обоим языкам. Я попросту имитировала его речь и выговор, вот и всё. По-моему, его учитель, когда Генрих только начинал свою карьеру в СД, был из Соединённых Штатов.

Казалось, Шелленберг нашёл такой ответ весьма удовлетворительным, потому что он только кивнул и сразу же перешёл к вопросам на французском. После того, как я прошла и этот маленький тест, он закрыл папку и сложил руки поверх неё.

— И последний вопрос, Аннализа. Вы умеете варить кофе?

— Полагаю, что да, герр штандартенфюрер.

— Чудесно! Видите ли, причина, по которой мы только что имели этот разговор, заключается в том, что я испытываю крайнюю нужду в хорошем секретаре, который бы делал работу лучше, чем мой никчёмный адъютант. — Судя по тому, как Шелленберг закатил глаза, он не очень-то был доволен услугами своего непосредственного подчинённого. — Мне нужен кто-то быстрый, исполнительный, умный и желательно владеющий несколькими языками. В ходе своей работы, я пришёл к выводу, что женщины куда лучше справляются с обязанностями, требующими выполнения одновременно нескольких заданий, чем мужчины, а поэтому, просмотрев почти все личные дела сотрудниц женского состава СС, я остановился на вашей кандидатуре. Вы будете работать под моим непосредственным началом, и фактически помогать мне со всеми файлами, документацией, телеграфом, радиограммами, переводами, в общем, всем, что мне будет нужно. Естественно, ваше повышение отразится и на вашей зарплате.

Шелленберг снова улыбнулся, и я ответила ему тем же, но совсем по другой причине: зарплата интересовала меня меньше всего, когда у меня появлялся почти неограниченный доступ ко всем документам, которые будут проходить через руки шефа внешней разведки, носящим гриф «совершенно секретно», а это было такой же удачей, как найти клад у себя на заднем дворе.

— Так что вы скажете? Думаете, справитесь?

— С радостью, герр штандартенфюрер.

— Вот и отлично. Вы начнёте с завтрашнего дня, я распоряжусь насчёт того, чтобы вам установили ваш собственный стол в приёмной. Закончите всю работу, какая у вас осталась, сегодня, а что не успеете, распределите между остальными девушками. Хорошо?

— Да, герр штандартенфюрер.

— В таком случае, увидимся завтра.

Я вышла из кабинета Шелленберга улыбаясь так, будто выиграла в лотерею. Я дождаться не могла, чтобы поделиться радостными новостями с Генрихом. Американский центральный офис разведки должен был прислать нам нового радиста со дня на день, и время просто не могло совпасть лучше.

* * *

Говорят, что с властью приходит и ответственность; в моём же случае она пришла с моим новым повышением, и я едва успевала разбирать все бумаги и радиограммы, которые постоянно складывались мне на стол моим новым начальником и его многочисленными подчинёнными. В течение первых пары недель мне приходилось допоздна засиживаться в офисе; но как только я с удовлетворением покидала своё рабочее место, закончив с документацией, я находила двойной её объём уже на следующее утро. Но понемногу я всё же научилась организовывать своё время более эффективно, разработала новую систему сортировки файлов, позволявшую мне быстрее отобрать нужные от ненужных и срочные от второстепенных, и в итоге после крайне напряжённого месяца с бесконечными чашками кофе, постоянным недосыпом и больными от непрерывного печатания пальцами, я наконец-то начала уходить из офиса в пять, вместе с остальными моими куда менее занятыми коллегами.

Штандартенфюрер Шелленберг был весьма доволен моей работой, и не упускал шанса похвалить меня каждый раз, как я делала что-то прежде, чем он успевал меня об этом попросить. К тому времени я уже изучила его привычки и то, как он предпочитал работать, и знала, какую корреспонденцию ему нужно было доставить незамедлительно, какие приказы следовало откопировать и разослать по департаментам, какие радиограммы заслуживали его внимания в ту же минуту, как их клали на мой стол, а какие документы можно было сложить для него в отдельную папку, чтобы он мог просмотреть их по пути домой.

Единственный человек, у которого в первое время были сомнения насчёт моего назначения, был рейхсфюрер Гиммлер, который сразу же прекращал беседу каждый раз, как я входила в кабинет штандартенфюрера Шелленберга, и бросал на меня подозрительные взгляды. Однако, после того, как шеф внешней разведки заявил ему, что я выполняла работу троих адъютантов вместе взятых, и что он доверял мне, как самому себе, рейхсфюрер немного расслабился и по крайней мере согласился терпеть женщину на такой важной позиции.

Вскоре Шелленберг начал брать меня с собой в различные командировки, иногда чтобы под рукой была надёжная радистка, когда нужно было что-то срочное переслать непосредственно рейхсфюреру, а из местных он никому не доверял, а иногда ему просто нужно было помочь организовать документацию, или же стенографировать что-то на очередной встрече. Подобно рейхсфюреру Гиммлеру, многие люди, с которыми встречался Вальтер Шелленберг, также вели себя немного настороже в присутствии женщины при их «строго секретных» разговорах, но мой начальник попросту не оставлял им выбора.