Счастливый брак - Рафаэль Иглесиас

— Я все узнаю.

Он хорошо помнил, как мужественно и смиренно Маргарет встретила смерть Кэти, юной матери двух малышей, с которой они познакомились и подружились в группе поддержки раковых больных. Маргарет ходила на похороны вместе с группой, без Энрике. Она вернулась, полная жалости к детям Кэти и благодарности, что сама прожила достаточно, чтобы увидеть Грега и Макса почти взрослыми. Тихая улыбка, слезы, звонкий, хоть и прерывающийся голос. На ее лице читались любовь и печаль, привязанность и скорбь. В тот момент Маргарет действительно казалась генералом, командующим тем, что пугает и разбивает человеческие сердца. Ей искренне понравилось место, где похоронили Кэти. Грин-Вуд, кладбище XIX века в Бруклине, с его холмами, двухсотлетними кленами, выщербленными надгробиями, выглядело гораздо привлекательнее, чем прозаическое единообразие ровных белых плит покойных Коэнов в Нью-Джерси. Элегантность Грин-Вуда и его близость к обожаемому Маргарет Манхэттену примирили ее со смертью Кэти и со смертью вообще: на этом кладбище человек будто вновь оказывался среди красоты и изящества. Энрике понимал, почему Маргарет хотела, чтобы ее похоронили именно там.

Когда он усаживал ее в кровати с «Таймс» и замороженным апельсиновым соком, который она пила, чтобы не пересыхало во рту, Маргарет объявила о втором решении. Энрике воспрял, увидев, что она снова берет в руки бразды правления.

— Не мог бы ты позвонить рабби Джеффу и спросить, не согласится ли он провести мою траурную церемонию? И заодно узнай, можно ли сделать это в у Орензанца[26]? — сказала Маргарет, имея в виду шуль[27] XIX века в Нижнем Ист-Сайде. — Не думаю, что в действующих синагогах разрешается проводить похороны[28], — обеспокоенно добавила она.

— Правда? — удивился Энрике. — Почему?

— Вероятно, какие-нибудь помешанные на гигиене иудеи думали, что трупы могут вызвать эпидемии. И они были правы. Может быть, получится просто провести там службу. Я бы очень хотела, чтобы она прошла в этом безумном старом храме, а не в скучном Риверсайде — а потом вы можете просто похоронить меня отдельно, хотя я хотела бы…

У нее в глазах появились слезы — от осознания, что она не сможет присутствовать на собственной траурной церемонии, так подумал Энрике. Последний каприз среднего ребенка. Обидно пропускать такое событие, особенно если оно — в твою честь.

— Пух! — воскликнула Маргарет. — Наверное, это безумие, наверное, ты должен позволить им сделать все, как они захотят, в этом их дурацком храме, — продолжала она, огорчаясь при мысли, что все будет не так, как ей бы хотелось.

— Я все узнаю. Я все сделаю, — поспешно сказал он, чтобы она перестала так сильно волноваться и биться — до последнего дня — за свой выбор и право быть самой собой.

Энрике знал, что ему нечем гордиться: он не нашел в себе сил в одиночку отстоять интересы Маргарет. Но он понимал, что Дороти и Леонард будут уважать желания, высказанные непосредственно их дочерью, в то время как его — нерелигиозного полуеврея из другой семьи — могут заподозрить в том, что он все это выдумал. Пока Маргарет жива, руководит им и может подтвердить, что это ее распоряжения, он имеет право перейти к действиям. Энрике торопливо сбежал вниз. Он оставил сообщение на автоответчике рабби Джеффа и включил ноутбук. Поискав в Гугле Грин-Вуд, он потянулся к телефону. На лбу у него выступили капли пота. Он хотел добиться успеха — ради нее, ни одну из ее просьб он никогда не стремился выполнить с таким рвением, как эту; и Энрике приступил к делу, не думая о том, что дар, который он так отчаянно пытается для нее добыть, — это могила.

Если учесть, с каким накалом Энрике целый день сгорал от беспокойства в ожидании свидания с Маргарет, то даже странно, что он не воспламенился и не взлетел хлопьями пепла в серое, затянутое снежными тучами небо Нью-Йорка — лишнее доказательство того, что у чувств все-таки есть физический предел. Пламя страха и желания заставило его кругами бегать по сияющему полиуретановому полу его студии, ведя внутренние дебаты на тему одежды. Надеть ли черные джинсы Левайс, голубые Левайс, темно-синие Левайс или единственный дорогостоящий предмет его гардероба — бежевые итальянские брюки, тесно облегающие его мальчишеские бедра и расклешенные книзу? Такой фасон изготовленных в Милане брюк был писком моды семидесятых, что, конечно, имело смысл, учитывая, что это был 1975 год. Что не имело смысла, так это надевать тонкие брюки из смеси льна и хлопка 30 декабря. К тому же возникал вопрос: не слишком ли плотно импортное изделие, скроенное, чтобы показать мужественную выпуклость, облегает пах? Такой эксгибиционизм пугал Энрике: с одной стороны, он боялся, что выпуклость будет недостаточно большой; с другой, что демонстрировать ее — просто вульгарность.

Он бы никогда не купил эти брюки, если бы не его властный и уверенный в своей сексуальности друг Сэл. Обычно Энрике не пытался подражать ему, особенно в манере одеваться, но поскольку за последний календарный год друг превзошел его по числу уложенных в постель женщин (не бог весть какое достижение, если учесть, что счет 1:0 уже обеспечивал победу), Энрике позволил Сэлу уговорить себя на эту покупку. В течение всего серого декабрьского дня при свете галогеновых ламп он терзался сомнениями, будучи не в силах выбрать между джинсами и облегающими расклешенными брюками.

Вообще-то, когда дело не касалось Маргарет, Энрике редко в чем-либо сомневался. Обычно он принимал решение быстро и легко, пользуясь проверенной методикой исследования. Энрике уважал опыт и чувствовал себя спокойнее, пользуясь мудростью людей более храбрых и ярких, чем он сам. Но трехлетняя совместная жизнь с Сильвией не наделила его пониманием, чего ожидают женщины, идя на свидание с мужчиной двадцати одного года. Не подумал он и о том, чтобы обратиться за консультацией к огромному количеству женских журналов, предлагающих проникнуть в особенности женского критического мышления. Энрике много знал о сексуальных потребностях женщин, так как Сильвия настояла, чтобы он прочитал соответствующую главу из книги «Наши тела и мы», и очень ясно и конкретно выражала свои требования и предпочтения в области, например, оральной стимуляции клитора и другой продвинутой техники секса. Многое из этого предположительно можно было применить и к другой женщине, но вот какие штаны надеть на первое свидание, которое на самом деле было третьей встречей, не говоря уже о путанице с требованиями моды, потому что свидание должно было состояться в прозаическом Гринвич-Виллидж, но в субботу вечером — где тот священный текст, инструкция, манифест, которые помогут решить эту головоломку?!