Семь миллионов сапфиров - Денис Калдаев

– Моего отца звали Патрик, – добавил в конце Дориан. – Он всю жизнь винил себя за смерть брата.

Прощались все очень тепло. Когда очередь дошла до нас, Дориан ласково обнял Иону, что-то шепнул ей на ухо, и она не сдержала улыбки. Я видел его влажные глаза. «Ты очень хороший человек, – сказал он мне. – Береги Иону. Она достойна самого лучшего».

Утром мы нашли его спящим. Но Дориан не проснулся.

Через неделю после смерти Дориана пришел конец. Это началось ясным утром двадцать третьего августа, в преддверии зноя. Я спешил на другой конец Фарфаллы, чтобы купить немного молока и овощей к обеду. Тогда же я и сделал первое неприятное открытие, встретив по пути того самого загадочного агнца, чьи глаза с фиолетовыми кругами напоминали анютины глазки, а именно – молодого математика Франца Гилберта.

Не столько то поразило меня, что этот человек выглядел свежим и отдохнувшим, словно вернувшимся с горного курорта, сколько тот непонятный факт, что этот математик был жив, несмотря на уже минувшую дату Х. Это противоречило любой логике. Ведь тогда, в душном экспрессе, он прямо сказал, что ему осталось всего несколько дней, а с той ночи прошло целых два месяца. Мягко говоря, я был ошеломлен. Опять лилась пресловутая Мелодия смерти, но тихо, едва заметным ручейком сомнений. А может, он попросту солгал мне тогда? Или же я неправильно его понял?

Нахмурив брови, я перегородил дорогу этому человеку, глядя на него как на воскресшего Лазаря:

– Франц? Не верю своим глазам… Ты жив? Но как ты обманул смерть? Неужели Анализ ошибся?!

– Извините, уважаемый, не имею чести вас знать, – отчеканил незнакомец, похожий на Франца как две капли воды. – Я так полагаю, вы были знакомы с моим братом?

Я растерялся. Я был готов поклясться, что этот человек – Франц Гилберт, тот самый ученый, который ехал со мной в купе. Разве что без фиолетовых кругов под глазами и с зачесанными назад волосами. Я смотрел на него, и теперь он представлялся мне склеенным вовсе не из бумаги, а из прозрачного стекла и серебра. Сверкающий на солнце, как зеркало. Я не сомневался: как бы это смешно ни звучало, родившаяся после Анализа привычка замечать мелкие детали и неуловимые нюансы сделала меня наблюдательным словно Шерлок Холмс (впрочем, как и любого другого агнца – решил я однажды), а потому я не мог не приметить родимого пятна, похожего на маленького дракона, розовеющего на левом виске Франца. К слову, незнакомец обладал той же самой отличительной особенностью.

Это был первый звоночек. Но что, если у Франца действительно был брат-близнец с абсолютно таким же причудливым родимым пятном? Но какова вероятность, что этот самый брат тоже шепелявил, часто неловким движением поправлял ремешок часов, а еще шаркал левой ногой, как досточтимый Франц Гилберт? Это определенно был он. Но почему же он так откровенно лжет? Разрешил ли он сложнейшую математическую задачу? Получил ли заветную премию? Но я не хотел докучать этому человеку, а потому вежливо извинился и зашагал по своим делам.

– Одна ласточка весны не делает, – сказала мне Иона за чашкой чая. – Вероятно, тебя хватил солнечный удар, и тебе все померещилось. Бедный, бедный мой мальчик.

Она так забавно это повторяла: «Бедный, бедный мой мальчик!»

– Утром было прохладно, так что не думаю, – мягко урезонил я. – Это точно был он, Франц Гилберт. Он перехитрил смерть.

Иона ласково улыбнулась и сказала, что агнцы – выдумщики с богатой фантазией. Она была уверена, что мне просто почудился призрак.

В тот день она вернулась домой, светясь от счастья: в ее ладонях лежало хрустальное чудо – редчайшая бабочка Lumia Characterus, о которой она мечтала всю жизнь. Может быть, это был знак самой судьбы, а я, несчастный слепец, не разглядел его? Я видел, как над Ионой порхали ангелы, когда она говорила: «Я нашла ее на коре сосны, рядом с твоим домиком! Представляешь? Словно добрый волшебник оставил ее для меня. Она увязла своими лапками в смоле». Тонкие крылышки сверкнули на солнце, и Иона аккуратно переложила бабочку в маленькую ореховую шкатулку.

Смеющаяся, ликующая, она достала папку с нотами и отправилась к подруге, которая обучала ее игре на фортепиано. Помню, что на прощание я поцеловал ее в щеку и шепнул:

– Твои волосы пахнут розами…

Тем вечером пришел незваный гость. Я поливал астры, когда в дверь постучал Амаду. Поправляя дрожавшими руками свою панамку, он сказал, что у калитки меня ждет какой-то представительный мужчина, похожий, по его словам, на адвоката. Амаду ушел в свой домик, я надел тапочки и вышел во двор. У забора действительно стоял некто в строгом темном костюме, укрытый английской шляпой. На лице, лоснившемся от жары, сидели черные непроницаемые очки.

– Чем могу помочь? – спросил я.

– Марк Морриц?

Я коротко кивнул.

– У меня для вас серьезный разговор, – сказал незнакомец. – И лучше тет-а-тет.

– Отворите калитку и проходите.

Этот человек, которого я видел впервые в жизни, уверенным шагом двинулся в тень веранды и опустился на скамью.

– Что вам угодно? – спросил я.

– У меня есть деловое предложение, – сверкнул он отточенной улыбкой.

– Неужели? – усмехнулся я.

Уж больно подозрительным тоном он говорил, однако я все же готов был слушать дальше.

– Вы знакомы с Ионой же Софен? – Незнакомец снял очки.

Его четкие, лаконичные движения, схожие с ритмикой робота, напугали меня. Я вспомнил двух таинственных типов с полумертвыми лицами, которые допрашивали меня у фонтана. И опять появились зловещие ноты Сонаты. Они звучали громко и тревожно.

– Вижу, что вы знакомы, – мягко сказал незнакомец. – Тогда все просто. Вам нужно ее ликвидировать. Незаметно, самым безболезненным способом. Взамен вы получите…

Что он сказал?! Внутри меня полыхнуло огнем. Безмятежность, в которую мы успели поверить с Ионой, наш маленький уютный мирок, дарующий безопасность, был разрушен, сметен этими словами. Во мне все яростно задрожало. Но вместо того чтобы остановить этого человека, броситься на него с кулаками, пусть даже рискуя поймать пулю, я совершил непоправимую ошибку.

– Вон отсюда! – закричал я, не слыша собственного голоса.

Этот ирод уставился на меня немигающим взглядом, и это длилось вечно.

– Вам стоит меня дослушать…

– Вон! – оборвал я.

– Прощайте, – процедил он, исчезая за воротами.

Собственно, было глупо его отпускать. В этом одномоментном желании скрывалась моя внутренняя слабость. Вскоре я бежал как безумный. Не разбирая дороги, я мчался к подруге Ионы, которая учила ее играть на фортепиано. «Зачем я его отпустил?!» – губы сами вылепляли эти слова. Я запыхался, сбил ноги, но через несколько минут был уже на месте. Сейчас я обниму ее, я защищу ее от любой мрази, я…