Император. Гибель царей - Конн Иггульден

Юлий улыбнулся и глубоко вздохнул. Он останется прежним, что бы там ни случилось с его лицом.

Светоний с подозрением наблюдал за улыбающимся Цезарем. Ему всегда казалось, что тот посмеивается над ним. Действительно, иногда Юлия так и подмывало подначить молодого офицера, но он сдерживал себя. Цезарь понимал, чего боится Светоний. Тот ожидал, что Юлий воспользуется своим теперешним авторитетом, чтобы отомстить за старые обиды. Подобную роскошь Цезарь позволить себе не мог. Слишком много сил он отдал, чтобы сплотить отряд, скрепить его внутренними связями. Юлий знал, что должен стать вождем, стоящим выше мелочных обид, таким, как Марий. Подобные предводители сделаны из другого материала, они не опускаются до нелепых ссор.

Цезарь коротко кивнул Светонию и перевел взгляд на остальных.

Гадитик и Пракс обходили лагерь, обозначая периметр ветками — ничего другого под рукой не было. Юлий слушал, как они объясняют рекрутам обязанности часового, и ностальгически улыбался.

— Сколько раз часовой окликает чужого? — спрашивал Пракс у Цирона.

— Один раз, господин. Чужаки должны предупредить о своем приближении, после чего я приказываю: подойди и назовись.

— А если они не предупредят? — весело поинтересовался Пракс.

— Я разбужу кого-нибудь еще, мы подпустим их поближе и отрубим незваным гостям головы.

— Молодец. Запомни: шея и пах. Ударишь в другое место, и у врага останется достаточно сил, чтобы захватить тебя с собой на тот свет. Шея и пах — надежнее всего.

Цирон ухмыльнулся. Как сухой песок, он впитывал каждую каплю информации, получаемую от Пракса. Этот верзила нравился Юлию. Он хотел стать легионером, узнать и полюбить то, что знал и любил его отец. А Пракс обнаружил, что с удовольствием учит тому, что сам постиг за десятилетия службы Риму на суше и на море. Дайте срок, и эти сосунки утрут нос любому. Они станут настоящими легионерами, будут сыпать теми же характерными словечками и выражениями.

Тем временем Юлий старался улечься поудобнее. Тяжелые мысли и воспоминания ворочались в голове. Могли ли они выстоять, когда все товарищи пали, а враги с оглушительными криками пошли в последнюю атаку? Верил ли хоть один, что победа еще возможна? Римляне сами не ожидали, что способны сражаться с такой дикой яростью. Откуда она берется? Человек может прожить целую жизнь, избегая любых конфликтов, а однажды отдать жизнь за тех, кого любит.

Юлий закрыл глаза.

Похоже, ответ кроется именно здесь. Не многие любят Рим — он слишком огромен, слишком безличен. Легионеры, которых знавал Юлий, никогда не думали о городе на семи холмах, населенном свободными гражданами. Они сражались за своего полководца, свой легион, просто за свою центурию и товарищей. Когда люди стоят в бою плечом к плечу, они не могут оставить друг друга и побежать. Это позор.

Пронзительно закричав, Светоний вдруг вскочил на ноги и принялся лупить себя ладонями.

— Помогите! Здесь что-то на земле!

Юлий вскочил и, обнажив меч, вместе с остальными приблизился к костру. Краем глаза Цезарь с удовлетворением отметил, что Цирон остался на посту.

В отсветах костра они рассмотрели черную колонну невероятно крупных муравьев, которая текла по освещенному костром участку и исчезала в темноте. Светоний бесновался и рвал с себя одежду.

— Они сожрут меня! — визжал он.

Пелита шагнул к молодому офицеру, чтобы помочь. Как только его нога оказалась вблизи колонны муравьев, от нее отделился ручеек и мгновенно облепил ступню.

— О боги, уберите их! — закричал Пелита.

В лагере начался хаос. Новобранцы вели себя гораздо спокойнее, чем офицеры с «Ястреба». Муравьи кусали глубоко, словно крысы, а когда солдаты пытались оторвать насекомых, в плоти оставались головы с острыми жвалами, сведенными спазмом агонии. Пальцами извлечь их было невозможно, и тело Светония вскоре покрылось черными горошинами, а руки — кровью.

Юлий позвал Цирона, и тот своими мощными пальцами спокойно обобрал муравьиные головы с двух римлян.

— Они все еще на мне! Можешь их вытащить? — умолял Светоний.

Он стоял почти голый и трясся от ужаса, а Цирон неторопливо удалял с его тела последние головки насекомых.

— Жвала извлекают ножом. Разжать невозможно. Местные племена используют их, чтобы закрывать раны. Как швами, — спокойно рассказывал Цирон.

— Что это за твари? — спросил Юлий.

— Солдаты леса. Охраняют колонну на марше. Мой отец говорил, что они похожи на разъезды римлян. Если стоишь в стороне, они не нападут, а окажешься на их пути — запрыгаешь, как Светоний.

Пелита мстительно посматривал на колонну, все еще марширующую по лагерю.

— Их можно сжечь, — заметил он.

Цирон отрицательно покачал головой.

— Колонна бесконечна. Лучше убраться отсюда подальше.

— Ты прав, — согласился Цезарь. — Светоний, одевайся и будь готов к переходу. Своими ранами займетесь на новом месте.

— О, как больно! — простонал Светоний.

Цирон взглянул на офицера, и Юлию стало стыдно за Светония, который не боится выказать малодушия перед рекрутом.

— Шевелись, или я сам брошу тебя муравьям на съедение, — велел он.

Угроза оказала действие.

Еще до того, как луна высоко поднялась в небо, разбили новый лагерь. Цирон и еще двое новобранцев заступили на стражу. Утром все встанут вялыми и недовольными от недосыпа.

В голове у Юлия слабо пульсировало, словно эхом отдавалось жужжание и гудение насекомых, вьющихся в воздухе. Всякий раз, как он начинал засыпать, на открытые участки кожи садился какой-нибудь кровопийца. Цезарь давил насекомое, однако на его месте появлялись новые, совершенно не давая уснуть. Из одежды он соорудил подушку, тряпкой закрыл лицо и подумал о чистом небе Италии. На мгновение перед ним всплыло лицо Корнелии. Юлий улыбнулся. И уже в следующий момент крепко спал.

Покрытые зудящими волдырями от укусов насекомых, с ввалившимися от усталости глазами, к полудню нового дня римляне вышли к следующему селению, которое располагалось в миле от берега. Юлий повел людей на главную площадь, зорко глядя по сторонам и подмечая все, что считал важным.

Вновь его поразило отсутствие всяческих оборонительных сооружений. Старые солдаты, получившие землю в чужих краях, должны были, по мнению Цезаря, опасаться нападения. Деньги у них, разумеется, водились — усадьбы невелики, но местные жители наверняка торгуют с туземцами.

Среди римлян, собравшихся встретить отряд, Юлий заметил немало черных лиц. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем римская кровь растворится в африканской и появятся поколения, начисто забывшие далеких предков и их обычаи? Земля станет прежней, такой, какой была до появления выходцев из Италии, и даже рассказы у лагерных костров о далеком прошлом мало-помалу начнут считать небылицами. Вряд ли здесь помнят о величественной империи Карфагена, размышлял Юлий, а ведь именно из портов, расположенных некогда на этом побережье, тысячи кораблей отправлялись в плавания, чтобы изучать и покорять дальние страны.