Стрела любви - Моника Маккарти

Она ужасно нервничала, так как не знала, какой будет ее новая жизнь на Керрере. Она понятия не имела, чего ждать в новой для нее обстановке и чего ждали от нее. Замок Гилен был для нее совершенно неизвестной местностью, но пока они до него не добрались… «Наверное, можно делать вид, что все будет по‑прежнему», — решила Маргарет.

Кроме того, она теперь гораздо лучше знала своего мужа. После того как она высказала ему все свои претензии, Йен старался проводить с ней больше времени — и не только ночью. Он ехал рядом с ней когда мог, и каждый вечер после ужина приносил небольшую деревянную дощечку, на которой ножом начертил клетки, и кучку камешков разного цвета и формы, чтобы научить ее играть в шахматы.

Она довольно быстро усвоила правила игры, но, как правило, проигрывала и всегда очень тяжело переживала проигрыш.

— Кто мог подумать, что детская игра окажется таким сильным ударом по гордости? — как‑то раз сказала она. — Хочешь верь, хочешь нет, но до встречи с тобой я считала себя достаточно умной.

Йен ухмыльнулся.

— Полагаю, твоя гордость достаточно сильна, чтобы вынести все удары. А что касается ума… Вовсе не это мешает тебе научиться играть.

— А что? — удивилась Маргарет.

— Ты слишком нетерпелива, чтобы довести игру до конца, и слишком быстро переходишь в атаку. Надо уметь выжидать.

Маргарет уставилась на мужа. Надо же! Как тонко он ее чувствовал. Она действительно нетерпелива, и ей быстро становилось скучно. Да и тактика выжидания в засаде была ей совершенно чужда. Она всегда предпочитала открытый вызов и натиск. В общем, она подозревала, что ей никогда не придется вести двухдневный бой за шахматной доской.

— А чем именно ты сейчас занимаешься? — спросила она. — Готовишься к войне с англичанами?

Йен молча пожал плечами. Человек, который с такой увлеченностью говорил о сражениях со всеми, кто соглашался его слушать, с ней, своей женой, полностью избегал этой темы. Она надеялась, что особой причины для этого нет, но кто знает? Маргарет давно собиралась поговорить с мужем о войне, и поразмыслив, решила, что теперь — самое время.

Она огляделась. Как и в предыдущие ночи, все остальные люди устроились чуть поодаль, чтобы дать им некое подобие уединения.

— Что ты будешь делать, если начнется война? — спросила она тихо.

Возможно, всему виной был пляшущий свет факела, но ей показалось, что муж моментально как‑то ощетинился.

— Что ты имеешь в виду?

— Мой отец хочет, чтобы ты сражался вместе с ним. Он сказал, что твои способности по достоинству оценят люди, преданные королю Иоанну.

На этот раз Маргарет не ошиблась. Лицо мужа тотчас стало непроницаемым, а в глазах появился стальной блеск, которого она прежде не видела.

— У меня есть долг перед отцом, — ответил он наконец.

— А у него — перед его господином Александром Макдугаллом, но не перед его родственником, — сказала Маргарет, имея в виду Брюса.

Она ждала реакции, но таковой не последовало. По лицу мужа невозможно было определить, о чем он думал. Йен был серьезен и сосредоточен, как всегда.

— Мой отец знает, в чем заключается его долг, Мэгги, — сухо проговорил он.

В сердце Маргарет вспыхнула надежда.

— Значит ли это, что ты…

Йен встал.

— Это значит, что мы ведем беспредметный разговор. Когда придет время — если придет, — он сделает то, что должен. Я тоже.

Он уже хотел уйти, но Маргарет остановила его, схватив за руку.

— Подожди! Почему ты не хочешь поговорить со мной об этом?

— Потому что такие дела тебя ни в коей мере не касаются.

— Но я твоя жена! Меня касается все, что имеет отношение к тебе.

Йен не отвел глаза. И продолжал смотреть на нее с вызовом. Маргарет совершенно ничего не понимала. Почему муж так поступал? Почему отталкивал ее? Его что, не интересовало ее мнение? Пусть она не так умна, как он, и не умеет читать и писать, — это вовсе не означало, что она дура!

— Я должен идти, — проворчал Йен.

Она выпустила его руку, по‑прежнему ничего не понимая.

— Куда?

— Сегодня я на дежурстве. — Он сделал паузу. — Вернусь только утром. Возможно, тебе лучше сегодня переночевать в палатке.

Маргарет была потрясена.

— Почему ты так себя ведешь?

Его лицо смягчилось, и Йен снова превратился в мужчину, которого она любила. Он нежно обнял ее и привлек к себе.

— Прости, дорогая, но ты сама виновата. — Маргарет в недоумении уставилась на мужа. — Ты сводишь меня с ума. Я не вынесу еще одной такой ночи.

Похоже, он снова дразнил ее, но лишь отчасти. Маргарет нахмурилась.

— Ты сам вызвался дежурить этой ночью?

Йен поморщился, но не стал лгать.

— Да, сам. Но осталась всего одна ночь. — По крайней мере, он так думал.

Но на следующую ночь, когда они наконец удалились в отведенную им комнату (мать лично показала жене сына все комнаты красиво обставленного замка), Маргарет, отстранившись, неприятно его удивила.

— В чем дело? — спросил он.

— Тихо… — прошипела она. — Ты хочешь, чтобы слышал весь замок? Ничего страшного. У меня кровь. Это продлится всего несколько дней.

Маргарет думала, что муж позабавится. Ведь ситуация действительно смешная. Не одно, так другое, все время мешало им быть вместе. Но Йену не было смешно. Он скривился, словно от зубной боли.

Маргарет нахмурилась.

— Но ведь подобные вещи от меня не зависят, Йен. — Она прильнула к мужу и накрыла рукой его фаллос, прикрытый слоями ткани. — Кроме того, здесь мы одни, рядом нет никого, и ты вовсе не должен соблюдать тишину.

Муж отбросил ее руку.

— Проклятье, Маргарет! Прекрати! Ты не понимаешь…

Задетая его словами, она тихо сказала:

— Тогда почему бы тебе не объяснить, в чем дело?

Йен молча отошел к окну. Через несколько минут вернулся к жене и заявил:

— Я скоро уезжаю.

Сначала она подумала, что неправильно поняла мужа, не расслышала, слишком сильно билось сердце и шумело в ушах.

— Что ты сказал? — пробормотала она.

— Я должен кое‑что сделать. Ближе к субботе я уеду.

Маргарет смотрела на мужа, не в силах вымолвить ни слова. Суббота наступала через два дня.

— Когда ты вернешься? — с трудом выговорила она — дыхание у нее перехватило, а к горлу подступил комок.

— Не знаю.

Маргарет дернулась, словно от удара.

— Что ты имеешь в виду? Через несколько дней? Недель? К Рождеству? — Она едва могла дышать.