Debating Worlds. Contested Narratives of Global Modernity and World Order - Daniel Deudney

путь к успеху и неизбежно достигает более высокого социального статуса в мире. Будучи неявно изоляционистским, такой нарратив уникальности может также удовлетворять национальную гордость, позитивно выделяя Японию на фоне остального мира. Следовательно, Япония не стремилась сознательно к универсализации своих социальных ценностей и мировоззрения, а также к формированию международных правил, норм и принципов, даже когда Япония обладала достаточной силой для этого.

Колеблющиеся нарративы Японии также отражают лиминальность Японии. Например, Бефу говорит о нихондзинрон в противопоставлении референтной группе Запада со времен реставрации Мэйдзи. То есть, когда японцы обсуждают нихондзинрон в позитивном ключе, Япония - гордая уникальная держава. Когда она предстает в негативном свете, Япония пытается приспособиться к более универсалистским ценностям, а современность доминирует. Нихондзинрон 1940-1960-х годов отрицает уникальность Японии, где "уникальность стала кодовым словом, применяемым к экзотическим явлениям, чья привлекательность заключалась именно в том, что они давали живое современное свидетельство о мире и стиле жизни, превзойденных знаком времени и прогресса на Западе".

Потенциальные причины того, что Япония склонна к такой модели поведения в принятии глобальных нарративов, двояки. Первая заключается в том, что даже во время своего восхождения к власти Япония все еще чувствовала, что не обладает достаточными возможностями, чтобы стать глобальной державой или гегемоном, способным создать доминирующий глобальный нарратив. Со времен реставрации Мэйдзи "референтными группами" или "значимыми другими" для Японии неизменно были Запад - Европа и США, которые доминировали в формулировании и реформировании международного порядка. Поэтому перед Японией стояла узкая цель - создать нарратив, который мог бы оправдать ее отрыв от Запада или США. С этой целью Япония сосредоточилась на Восточной Азии как на собственном безопасном пространстве, которое, по ее мнению, было менее спорным для контроля, поскольку этот регион не полностью определяет мировой порядок, возглавляемый Западом. Это "безопасное пространство" было сформировано в виде "Сферы совместного процветания Большой Восточной Азии" до Второй мировой войны и сохранения экономического превосходства Японии в регионе без принятия военных обязательств в рамках доктрины Йошиды в период холодной войны.

Другая причина заключается в том, что Япония склонна довольствоваться статусом не великой державы, которая может соответствовать существующим международным нормам, правилам и принципам. Очевидно, что главным стратегическим приоритетом Японии в начале периода Мэйдзи было укрепление государственного суверенитета для выживания, в то время как она не могла позволить себе стремиться к статусу глобальной державы. Однако именно по этой причине Япония смогла сконцентрироваться на разработке стратегии защиты себя, а не удовлетворять свой национализм за счет роста социального статуса в период своего могущества такими средствами, как предоставление нихондзинрон. Другими словами, Японии не пришлось заново интерпретировать или пересматривать глобальный нарратив, созданный Западом. Подход Японии к поддержанию существующего международного порядка, социальных ценностей и мировоззрения не обязательно совпадает с тем, которого придерживается Запад или США. Тем не менее, используя тот же глобальный нарратив, Япония может достичь абсолютных материальных и идеологических выгод, таких как экономическое сотрудничество и статус "надежного государства" для Запада в стремлении к тем же международным целям. Более того, до тех пор, пока Япония считает систему справедливой и равной для своих интересов, она не будет выступать против данного глобального нарратива и примет свое социальное положение в нем.

С помощью этой теоретической основы в следующем разделе рассматривается, как соотносятся материальные возможности Японии и глобальные нарративы, изучая тенденцию развития военного и экономического потенциала Японии и сдвиги в глобальном нарративе Японии с эпохи Мэйдзи до периода после холодной войны. С помощью этих выводов мы проанализируем формирующийся нарратив Японии в Индо-Тихом океане в XXI веке.

 

Колеблющаяся мощь Японии: От реставрации Мэйдзи до эпохи Рэйва

 

Японская экономика и ее военная мощь - основа, на которой японские лидеры и общественность конструируют нарративы страны, - колебались на протяжении полутора веков с момента открытия страны миру в 1850-х годах до 2020-х годов. Хотя в период Эдо (1600-1867 гг.) в Японии наблюдалось развитие коммерческого капитализма с созданием национального рынка, системы цен и финансовой инфраструктуры, экономический размер Японии оставался небольшим по сравнению с любой из западных держав в конце 1880-х гг. До Второй мировой войны быстрое экономическое наверстывание Японии началось в 1910-1940-х гг. с некоторыми спадами в конце 1920-х гг.

В период Мэйдзи Япония участвовала в двух войнах, Китайско-японской (1894-1895) и Русско-японской (1904-1905), обе из которых принесли Японии победу и престиж. К моменту победы Японии над Россией ей удалось обратить вспять все несправедливые договоры, навязанные Западом в начале периода Мэйдзи, и завоевать территории, включая уступку Тайваня (1895), Южного Сахалина (1907), а позднее аннексию Корейского полуострова (1910). Японские вооруженные силы и производство военно-морского оружия достигли самодостаточности накануне Первой мировой войны. Индустриализация, особенно в тяжелой промышленности, такой как производство стали и судостроение, быстро расширялась, наряду с инвестициями в инфраструктуру железных и автомобильных дорог, ирригации и телефонных линий. С 1914 по 1918 год промышленное производство Японии выросло в пять раз, а экспорт - более чем в три раза, превратив вечный дефицит платежного баланса в комфортный профицит.

К концу Первой мировой войны в 1918 году Запад начал рассматривать Японию как одну из крупных держав, достойных приглашения на международные саммиты, наряду с США, Великобританией, Францией и Италией. Между тем, стремительное восхождение Японии вызвало обеспокоенность Запада, что способствовало проведению Вашингтонской военно-морской конференции 1921-1922 годов, на которой военно-морская мощь Японии была ограничена 60 процентами от военно-морской мощи США или Великобритании. Пережив тяжелый экономический спад в 1920-х годах и почувствовав, что политическое и экономическое пространство, которое поддерживало японский интернационализм, закрывается.

Японская внешняя политика изменила свой курс после Маньчжурского инцидента 1931 года. С ростом милитаризма внутри страны, в 1930-х годах началась экспансия Японии в Азию как путь к "последней войне, которая положит конец всем войнам", которая охватила Азию с началом Второй китайско-японской войны в июле 1937 года и вылилась в Тихоокеанскую войну с нападением Японии на Перл-Харбор в декабре 1941 года.

Эти войны оказались бесполезными. Япония безоговорочно капитулировала перед союзными державами в августе 1945 года, а страна лежала в полных руинах. Погибло около 3 миллионов японцев, как военных, так и гражданских лиц, а промышленные мощности сократились на 30 процентов по сравнению с пиком войны, и Япония пережила несколько лет экономических трудностей в условиях американской оккупации. С 1946 по 1949 год японская экономика страдала от трехзначной гиперинфляции, и одно время страна была обеспокоена своей способностью прокормить население. Чтобы усмирить инфляцию, оккупационные войска в марте 1949 года ввели так называемую "линию Доджа" (политику жесткого