Осколки прошлого - Вера Мелентьева

Ты — мой ночной кошмар. Ты всегда со мной, даже если между нами километры, даже если тысячи километров. Так есть ли смысл?

Он притянул меня к себе так, что у меня не оставалось других вариантов, кроме как сесть к нему на колени.

— Разве ты не была счастлива со мной?

— Настолько, что не прочь приложиться головой куда-нибудь еще, лишь бы впасть в беспамятство снова, — прошептала я.

— Я знаю другой способ заставить тебя все забыть, — отозвался он, покрывая поцелуями мою шею.

Глава 2. Безумству храбрых поем мы песню

Я шла по торговому центру с постоянным ощущением оптического прицела на своем затылке. В конце концов, мне это надоело, и я отправилась в кафе через дорогу, сделав заказ и немного подождав пошла в уборную. Как только закрыла дверь, сильные руки зажали мне рот, втолкнув в кабинку. Я почувствовала знакомый парфюм, а он, прижав меня к стенке, принялся покрывать поцелуями мое лицо.

— Макс… — шептала я, слабо сопротивляясь, — Прекрати…

Его рука скользнула вверх по моему бедру, освобождая меня от лишних предметов одежды. Набрав в грудь воздуха, я толкнула его со всей силы:

— Это самоубийство! — выпалила я, поправляя подол платья.

— Мне кажется, или ты совсем не соскучилась? — сказал он, тяжело дыша.

— У нас мало времени. Зачем ты здесь?

— Это же очевидно! Я приехал за тобой.

«Ты опоздал на целую жизнь» — с тоской подумала я, вслух конечно сказала другое:

— Как ты себе это представляешь?

— На этот раз промаха не будет. Твой кошмар закончится.

Кошмаром он называл тихую размеренную жизнь, в которой у меня был любящий муж и маленький сын.

— Я не могу, — лицо Макса приобрело каменное выражение, и я поспешила исправить ошибку, — Мне необходимо время. Четыре дня. Через четыре дня будут готовы документы на Кирюшу, без мальчика я никуда не поеду.

— А я все гадал, чем он тебя держит. Хорошо. Через четыре дня, я остановился в гостинице Офелия, номер 405.

— Ты просто так будешь жить в гостинице?!

— Да, если он опередит тебя, я всажу ему пулю в лоб, так что поторопись.

— Ты же не думаешь, что он придет сам.

Хотя я была уверена, Глеб захочет собственноручно поставить точку в этой истории.

Макс чмокнул меня в нос, как ребенка и исчез так же, как появился.

«Безумству храбрых поем мы песню» — подумала я, покидая кафе. Мое лицо было бледным, как полотно, поэтому сказаться больной и проваляться весь день в постели, избегая встреч с Бессоновым было не так уж сложно. В том случае, если он не знает о появлении Макса. К слову сказать, никаких документов, где я бы значилась матерью Кирюши, у меня не будет, о чем Глеб заявил сразу. Чтобы не было соблазна сбежать, прихватив с собой ребенка.

К ужину я все-таки спустилась, вспомнив Машкины лайф-хаки, «нарисовала» круги под глазами и «спрятала» румянец.

— Ты неважно выглядишь, — ухмыльнулся Глеб.

— Да, мне что-то не хорошо. Сегодня зашла пообедать в кафе и не смогла.

Глеб ничего не ответил. За ужином мы молчали, я поглядывала на него искоса, и кусок действительно не лез в горло. Мне казалось, сейчас он метнет в меня нож, которым режет стейк. К концу вечера я так себя извела, что едва встала из-за стола, сразу грохнулась в обморок.

Очнулась я на диване, Глеб нависал надо мной:

— Полина, что с тобой? — холодно спросил он.

— Я тебя люблю, — попыталась я улыбнуться, вышло не очень.

— Так сильно, что падаешь без чувств?

Я не стала ему отвечать, да и что можно было сказать.

Бессонов допоздна сидел в кабинете, сославшись на работу. Ночью я проснулась от собственного крика. Опять кошмар, только на этот раз новый. Я видела сцену в кафе, когда Хантер прострелил мне легкое, только во сне он попал не в меня. Я истошно орала, склонившись над мертвым телом Бессонова. Обычно, Глеб был рядом, но сейчас я была в спальне одна и еще долго пялилась в темноту, прежде чем накинула халат и спустилась вниз.

Он сидел в гостиной, рядом стояла пустая бутылка из под виски. Я подошла и сев к нему на колени, обвила руками шею.

— Скажи, мы ведь научены горьким опытом, не делать поспешных выводов?

Глеб раскатисто рассмеялся:

— Тебе есть о чем переживать, Детка? — его рука скользнула вверх по моему бедру.

— Я столько раз умирала…

Он не дал мне договорить, резко опрокинув на диван, впился в мои губы, кусая их до крови. Очень скоро мы оказались на полу. Неистово, словно зверь, он намотал мои волосы на кулак, заставляя меня подчиняться своим желаниям. Вошел резко, сразу на всю длину. Казалось, хочет проткнуть меня насквозь, а я впивалась руками в ковер, ломая ногти. Мне хотелось вырвать его сердце и сжать в ладонях. Эта ночь была отражением всей нашей жизни: животным желанием обладать друг другом и диким страхом потерять. Когда хватка ослабла, и я почувствовала, как его соки стекают по моему бедру, упала без сил.

Бессонов поднялся и прошел к бару:

— Ты была неподражаема, — зло бросил он.

Я встала, и, подхватив халат, отправилась в спальню, виляя обнаженными бедрами. Могу поклясться, он прошипел мне вслед: «Сучка!». Достаточно тихо, чтобы я сделала вид, что не слышу. Что ж не убил, и на том спасибо.

На следующий день, я перерыла все свои вещи, но так и не нашла заветной шкатулки. К счастью, после завтрака у меня по расписанию психиатр. Это было сложно, но я уговорила его провести сеанс гипноза. Я бегу вверх по ступеням в свою квартиру, хватаю шкатулку, переворачиваю, содержимое высыпается на столик, и вот он — бесценный клочок бумаги.

Когда доктор вернул меня в реальность, передо мной лежал лист с номером телефона. Я счастливая до безумия оплатила двойной тариф, и, не дожидаясь конца занятия, покинула дом.

Отправившись в парк, устроилась на лавочке и, набрав цифры, услышала короткое «Да».

— Сергей Петрович, это — Полина.

— Когда ты звонишь — жди беды.

— Вместе мы можем ее предотвратить.

Объяснив настолько, насколько это было возможно по телефону ситуацию, я получила «добро». Он отключился, а я пошла кормить уток.

Дома обстановка была напряженной. Глеб меня избегал, был холоден и отстранен. Это было мне на руку, я спокойно могла изучить план гостиницы и продумать всевозможные варианты развития событий.

— Это немыслимо, но я начинаю подозревать, что у тебя кто-то есть, — сказала я за ужином.

— Не