Вопреки - Настасья Карпинская

Исаев на протяжении месяца жил на два города, три, четыре дня в столице и один два в Н-ске, неизменно появляясь ночью в моей спальне и в моей постели, подавляя сопротивление порой с напором, порой довольно искусно, но итог был один, и я уже устала пытаться выстроить стену. Да я вообще просто устала, от всего.

Очередной точкой срыва стало день рождения матери, я набрала ее номер, чтобы поздравить, к моему удивлению она даже взяла трубку. Выслушав меня, сухо поблагодарила и мы так же официально и сухо попрощались. А еще сегодня было три месяца со смерти Марка поэтому и так подавленное настроение было добито окончательно. Отложив в сторону телефон, начала собираться, на часах уже было половина одиннадцатого, и Семен давно ожидал на парковке.

Войдя в квартиру, уже с порога поняла, что Исаев дома, дверь в кабинет была приоткрыта и по доносившимся звукам он снова с кем-то трещит по телефону. Приняв душ и закинув в себя пару бутербродов, открыла бутылку вина и с ней осела на лоджии, завернувшись в плед, уютно устроилась в кресле.

Спустя пару часов выкурив полпачки и опустошив добрую половину бутылки, поревев от души и порефлексировав вдоволь, я на свою беду решила пойти за закуской. Путь лежал мимо кабинета и, конечно же, пройти просто так я уже не могла.

— Сам дьявол за работой, — произнесла, распахнув дверь и оперевшись о дверной проем хлебнула из бутылки вина.

— Даже в аду должен быть порядок, — не отрываясь от разложенных на столе бумаг и экрана ноутбука. — Недопустимость хаоса — фундамент любой системы.

— Почему не работать на стороне света? Вопрос выбора или определения себя?

— Вопрос равновесия. Кому-то же надо делать грязную работу и служить тьме. И хватит бухать. — Последнее уже смотря мне в глаза с открыто читаемым с раздражением.

— Имею право, как и причину, — его приподнятая бровь и не сказанное «поясни» повисшее в воздухе. — Начнем с того что ты имеешь отношение к смерти человека которого я уважала и ценила, и сегодня три месяца со дня его смерти.

— Но не любила, — произнес с неким злорадством, упаковав бумаги в папку и откинувшись на спинку кресла, наблюдая, как я снова отхлебнула из бутылки.

— Не тебе судить, — процедила сквозь зубы и темень в его глазах полыхнула, предупреждая, что сейчас прошлась по краю. Он поднялся, сцарапав со стола телефоны, и двинулся ко мне, обманчиво плавно.

— Знаешь, как легко свернуть шею человеку, — тон словно шелест травы, перед первым раскатом грома. И нежно скользнул ладонью по моей шее. — Нужно приложить совершено незначительное усилие. — Сжал, несильно, но давая почувствовать.

— Так сверни. — Уверенно и без страха смотря в его глаза. — Давай Исаев, что тебе стоит. Я все равно тебя ненавижу. И буду ненавидеть всегда.

— Ненавидишь. — Бархат голоса с нотками угрозы и насмешки затерявшейся в нем. — И отдаешься мне каждую ночь, выкрикивая мое имя и сминая простыни. Тьма привлекательна и так терпка на вкус, да моя маленькая? — полуулыбка на губах и мне отчаянно захотелось ее смазать. Блок моей вскинутой для пощечины руки моментальный, с нажимом опустил вниз придвигаясь ближе опаляя дыханием кожу, впился в губы безжалостно и болезненно сминая губы поцелуем…Проталкиваясь языком в мой рот. Не обращая внимания на мой протест. Отстранился так же резко и внезапно. — Приеду поздно, можешь не ждать, — дверь захлопнулась за моей спиной, а я, всхлипнув и зажав тыльной стороной ладони рот, сжала до побелевших на руке костяшек бутылку и с силой швырнула ее в дверное полотно. Тварь.

Осела на пол, обхватив голову руками, а после вытирала слезы и прижимала ладонь к губам все еще фантомно ощущавших его поцелуй. Нутро больше не скулило от жалости к себе, оно вопило о ненависти. Но, на самом деле я ненавидела не столько его, сколько саму себя и в этом и была самая большая проблема…

Отрезвил меня отец, вырвал из болота, в котором я сама же и погрязла, привычно в одном из наших разговоров спросив «все ли у меня хорошо?»

— Конечно пап. — Привычно солгала покручивая в руке бокал вина.

— Кать, который раз ты звонишь мне явно под градусом. И это ты называешь хорошо?

— Пап…я… — осеклась, сомкнув на секунду веки.

— Это не помогает бороться со сложностями в жизни, это наоборот все еще больше усложняет.

— Я не справляюсь. — Тихо в трубку, признавая собственную слабость.

— А ты пыталась? — мне не чего было ответить, и я пристыжено молчала. — Как бы это сейчас не звучало, но я скажу. Ты сильнее, чем Сашка. Несмотря на то, что он мужчина ты его сильнее, и я бы понял, если бы он бы начал прикладываться к бутылке, для меня это ожидаемо. Но не ты дочь. Посмотри на себя в зеркало, вскинь подбородок, расправь плечи, и я уверен, что ты увидишь цельную, сильную женщину ту, которую в тебе видят окружающие. Я всегда гордился тобой и хочу продолжать это делать.

— Пап… — со слезами на глазах и комом вставшем поперек горла, — я люблю тебя.

— Я тебя тоже, дочь.

— Куколка метнись за кофе, — я сидела в офисе в кабинете Исаева, пока тот отошел по просьбе одного из сотрудников, когда дверь открылась, и в помещение ввалился щеголеватого вида мужик и плюхнулся в кресло напротив стола Влада.

— Тут самообслуживание, — ответила спокойно, никак больше не реагируя на грубость, и возвращаясь к просматриванию на экране ноутбука проекта рекламной компании присланной пиарщиками.

— Охренеть, Иса совсем секретуток распустил. — Усмехаясь. — Милочка, если ты отсасываешь Владу, это не делает тебя особенной. — И я не успела открыть рот дабы самой осадить визитера.

— Извинись, — мрачный замораживающий атмосферу в комнате голос раздался со стороны двери и в кабинет шагнул Исаев. Моментально повисла густая, тревожная тишина. Гость нервно сглотнул изрядно побледнев. — Извинись, — повторил Влад, проходя к своему столу и садясь в кресло, давая всем своим видом понять, что повторил он в последний раз.

— Простите, я был излишне груб, -

— Екатерина Станиславовна Вершинина куратор проекта, если у тебя будут возникать какие-то вопросы по работе, то обращаться напрямую к ней. Сразу озвучивай, если есть причины, из-за которых ты можешь не справиться, и могут возникнуть проблемы.

— Нет проблем.

— Замечательно. Тогда приступай, — Влад бросил на стол увесистую папку и поверх нее флешку. Гость, попрощавшись, не произнося больше ничего излишнего, вышел за дверь, а я повернулась к Исаеву.

— Кто это?

— Костик, Константин Михайлович иногда бывает сексистом и женоненавистником.

— В проекте много женщин, могут возникнуть проблемы?

— Он не настолько дурак.

— Судя по его перфомансу не могу быть уверенной в этом так же как ты. — Влад улыбнулся, и взгляд ощутимо потеплел. Непривычно, я до сих пор не знала, как правильно на это реагировать, мне легче с ним общаться, когда он в рабочем процессе тогда все четко и понятно, а вот когда так с пониманием и теплом, я терялась.