Первая мировая в 211 эпизодах - Петер Энглунд

Воскресенье, 25 апреля 1915 года

Рафаэль де Ногалес стал свидетелем уничтожения двух величайших святынь Вана

Светает. Он просыпается на пуховой перине, на зеленых шелках. Обстановка комнаты под стать его роскошному ложу: на потолке висит арабская бронзовая люстра с разноцветными хрустальными вставками, на полу лежат ковры ручной работы и стоит подставка с декоративным оружием из дамасской стали. На ней есть и дорогие статуэтки из севрского фарфора. Раньше эта комната принадлежала даме. Он догадался об этом по карандашам для подводки глаз и помаде малинового цвета, которые валялись на маленьком столике.

Вдали пробуждается турецкая артиллерия. Батареи, одна за другой, открывают огонь. Они прибавляют свой резкий треск к нарастающему грохоту, пока все не зазвучит как обычно: грохот, треск, шум падения, хлопанье, гул, выстрелы, вскрики.

Вскоре он отправляется в путь верхом. Сегодня утром он должен проинспектировать восточный сектор.

Рафаэль де Ногалес находится на окраине старинного армянского города Вана, в северо-восточной провинции Османской империи, вблизи от Персии и России — до границы всего-то 150 километров прямо на север. В городе мятеж. Ногалес несет службу в одном из подразделений, которые прибыли для подавления мятежа.

Обстановка сложная. Армянские мятежники засели в старой части города, за крепостной стеной, и в квартале Айгестан. Войска турецкого губернатора контролируют крепость на горе, над городом, и остальные кварталы. А где-то на севере находится русский армейский корпус: он пока еще не преодолел труднодоступный горный перевал Котур-Тепе, но теоретически может дойти сюда за один день. По обе стороны фронта настроение у воюющих меняется от надежды к отчаянию, от страха к уверенности. У армян-христиан нет иного выбора; они знают, что должны продержаться до прибытия русского корпуса. Их враги-мусульмане понимают, что должны победить, прежде чем русские покажутся на горизонте и осаждающие и осажденные поменяются ролями.

Это объясняет необычайную жестокость боев. Ни одна сторона не берет пленных. За все время своего пребывания в Ване де Ногалес увидит лишь трех живых армян: официанта, переводчика и человека, найденного в колодце, где он просидел девять дней, убежав по каким-то причинам от своих, — последнего допросили и покормили, чтобы он пришел в себя, после чего расстреляли “без всяких церемоний”. Жестокие расправы происходили еще и потому, что большинство здесь были партизаны, энтузиасты, добровольцы — гражданские лица, которые внезапно получили в руки оружие и безграничную возможность отомстить за былые обиды — действительные или воображаемые, или пресечь будущие несправедливости — тоже действительные или воображаемые. Под началом у де Ногалеса кого только нет — воинственные курды, местные жандармы, турецкие офицеры-резервисты, черкесские аширеты и целые банды[92].

Война оправдывает ожидания, порождает слухи, отвергает новости, упрощает мышление, узаконивает насилие. На стороне русских сражаются пять дружин армянских добровольцев; ведется агитация с целью поднять восстание против османского правления. Мелкие вооруженные группы армянских активистов совершают вылазки и организуют саботаж. И уже с конца 1914 года то и дело убивают безоружных армян: это были массовые репрессии, резня в ответ на действия активистов как предупреждение другим армянам или как месть за поражения на фронте[93]. Или же только потому, что можно было преследовать армян. В ответ на последние, грубые и циничные, репрессии местный турецкий военачальник получил массовый мятеж, который теперь как раз и планировали погасить очередной резней.

Рафаэль де Ногалес слышал все эти слухи, знал про опасения, видел следы содеянного (беженцев, сожженные церкви, наваленные друг на друга трупы армян у обочины дороги). Да, в маленьком городке на пути в Ван он лично видел, как толпа за полтора часа забила насмерть местных армян — всех, кроме семерых, которых он сумел спасти, вытащив пистолет[94]. Этот случай произвел на него тяжелое впечатление. В Ване ситуация иная, более простая. Он офицер османской армии и призван подавить вооруженный мятеж. Причем быстро, прежде чем прорвет плотину у Котур-Тепе. Кроме того, де Ногалес не любил армян. Конечно, он восхищался их приверженностью своей христианской вере, но в целом воспринимал их как хитрых, жадных и неблагодарных. (Впрочем, он так же прохладно относился к евреям и арабам. И напротив, любил турок: “Джентльмены Востока!” Курдов он уважал, хотя и считал их людьми ненадежными; он называл их “молодой и энергичной нацией”.)

Задача покорения Вана была не из простых. Армяне оборонялись с неистовым, отчаянным мужеством людей, которые знают, что поражение для них равносильно смерти. И вместе с тем многие добровольцы де Ногалеса были недисциплинированными, неопытными, своенравными и отчасти непригодными к настоящим боям. В довершение всего старый Ван был поистине лабиринтом из базаров, узких переулков и глинобитных домов, — в нем трудно было ориентироваться. Поэтому взятие города было доверено в основном османской артиллерии. Правда, большинство пушек являлись музейными экспонатами[95], но де Ногалес обнаружил, что пушечные ядра производят гораздо больше разрушения в домах, чем гранаты, которые просто пробивают одну глиняную стену и вылетают в другую.