Первая мировая в 211 эпизодах - Петер Энглунд

К этой повседневной рутине относились забота о пропитании, обеспечение едой и водой. За это действительно надо было отвечать. Разумеется, все понимали, что доступ к воде может оказаться проблемой, особенно когда наступает самое жаркое время года. Поэтому у союзников, высадившихся на берег, были баржи с запасом воды с Лемноса. Этих запасов хватило бы до того времени, пока инженерные войска не выроют колодцы. Докинз и его люди работали без устали, они вырыли много колодцев и обустроили “оазисы”, где и люди, и животные могли бы найти живительную влагу.

Однако об изобилии не могло быть и речи. К примеру, пресной воды было не так много, чтобы в ней можно было помыться. Поэтому личную гигиену обеспечивали, купаясь в море. Но все воздерживались от того, чтобы чистить зубы морской водой: в море плавали трупы животных и нечистоты с кораблей, стоявших на якоре у берега. Проблема состояла и в том, что много пресной воды терялось из-за повреждений водопровода, проложенного от колодезных насосов: виновником оказывалась либо вражеская артиллерия, либо свои же рассеянные солдаты, которые везли повозки или пушки прямо по тонким и непрочным трубам. Так что Докинзу и его людям приходилось теперь закапывать трубы в землю.

Наступает обычное утро, идет серенький моросящий дождь. Докинз строит своих солдат и определяет задачи для отдельных групп на сегодняшний день. Одна из таких задач — продолжить зарывать водопровод в землю. Малопочетное занятие — такое уж точно не попадет на страницы иллюстрированного журнала, — но оно жизненно необходимо. Как нарочно, в его взводе оказались самые отчаянные бузотеры всей роты. Но серьезность положения вкупе с командирским талантом Докинза, с его искренней заботой о своих солдатах смягчает даже самых строптивых, и чувство солидарности объединяет этих, казалось бы, неисправимых гордецов, бегающих в самоволку, и молодого добросердечного капитана.

Все еще утро, они берутся за работу.

Моросит дождь.

Одной из групп предстоит выполнить весьма опасное задание. На отрезке пути примерно в сто метров валяются три десятка мулов, убитых турецкими снарядами. Между тем канаву уже прорыли. Это было сделано ночью. Теперь остается только проложить и смонтировать там водопровод. Все тихо и спокойно. Турецкая артиллерия молчит. Досадная помеха — мертвые животные, со своими распухшими брюхами и окоченелыми, раскинутыми в разные стороны ногами. Канава пролегает возле трупов, под ними, даже через них. Семь солдат запачканы кровью. Докинз тоже. Без четверти десять.

И тут слышится свист снаряда.

Первый за все утро. Свист перерастает в вой. Вой завершается резким грохотом. Снаряд взрывается прямо над головами присевших на корточки солдат: это картечь, и она для них не опасна. Круглые пули сыплются на землю в пятнадцати метрах отсюда[106]. Один солдат, по имени Морей, оборачивается. И успевает заметить, как Уильям Генри Докинз падает навзничь, именно так, как обычно падают тяжело раненные, когда падение зависит не от механики самого тела, а от примитивных законов гравитации.

Все бросаются к нему. Докинз ранен в голову, шею и грудь. Солдаты поднимают его с сырой земли, несут в укрытие. Позади них с сильным грохотом разрывается еще одна картечная граната. Его укладывают. Кровь смешивается с дождевой водой. Он не говорит ни слова. Умирает у них на глазах.

51.

Пятница, 14 мая 1915 года

Олива Кинг моет пол в Труа

День холодный и ветреный. Но справедливости ради стоит сказать, что все последнее время стояла чудесная теплая погода. Они даже могли спать под открытым небом в ближайшем сосновом бору, лежа на новеньких носилках. Впрочем, их привлекал не теплый лесной воздух; дело в том, что замок Шантлу, реквизированный для них, давно разграблен, даже мебели нет. Кроме того, пропало их имущество. Без палаток или походной кухни они просто не могли принимать раненых. Замок находился в живописном месте, пусть и у самой дороги: здесь имелись прекрасный сад и огород, просторные луга и очаровательный лесок.

Олива Кинг, по своему обыкновению, поднялась рано. Уже в четверть девятого она сидела за рулем санитарной машины. Цель поездки — найти и привезти в замок скамейки и столы. С ней ехала ее начальник, миссис Харли, которая отвечала за транспорт. Олива Мэй Кинг — австралийка, 29 лет, родилась в Сиднее, в семье успешного предпринимателя. (Она была настоящей папиной дочкой, тем более что ее мать умерла, когда Оливе было пятнадцать.)

Она получила традиционное воспитание и образование в Дрездене (уроки росписи по фарфору и музыки), однако ее дальнейшую жизнь нельзя назвать обычной. Искреннее, наивное желание выйти замуж и родить детей боролось с энергичностью и беспокойством ее натуры. До войны она много путешествовала по Азии, Америке и Европе, — разумеется, в сопровождении компаньонки. Она стала третьей женщиной в мире, которая поднялась на вулкан Попокатепетль, юго-восточнее города Мехико, высотой 5452 метра, — и первой, кто осмелился спуститься в его дымящийся кратер. Но чего-то ей все же не хватало. В стихотворении 1913 года она обращается к Богу: “Пошли мне печаль… чтоб душа пробудилась от спячки”. Она была одной из тех, для кого благой вестью войны стали перемены.

Поэтому не удивительно, что с началом войны Кинг быстро нашла способ превратиться из зрителя в участника; ею двигали и склонность к авантюризму, и патриотизм. И она избрала путь, единственно возможный для женщины в 1914 году, — медицину. Вместе с тем показательно, что Кинг не стала сестрой милосердия, а выбрала себе роль шофера: она собиралась сидеть за рулем большой санитарной машины марки “Альда”, которую сама же и купила на отцовские деньги. Умение водить транспортное средство — еще одно редкостное умение вообще и для лица ее пола в особенности. И теперь Кинг работала в организации под названием “Госпиталь шотландских женщин”. Это один из многих частных госпиталей, которые возникли на волне энтузиазма осенью 1914 года, но его особенностью было то, что его создали радикальные суфражистки и работали в нем одни женщины[107].