Пандемии и общество: социальные и политические последствия главных пандемий в истории человечества от «юстиниановой» чумы до ковида - Дмитрий Левчик

ртути уменьшали кишечную секрецию, уменьшая тем самым обезвоживание. Опиум расслаблял гладкую мускулатуру кишечника, делая колики переносимыми.

Однако сколько людей умерло от принятия внутрь кантаридина, дёгтя и ртути — неизвестно. Сколько стало наркоманами — тоже. Сколько скончалось от передозировки опиума — узнать невозможно. Вас удивляет, почему пандемо-диссиденты считали врачей отравителями? Меня — нет.

Первый пандемодиссидентский бунт был не чумной бунт и не холерный. Несмотря на то, что в современной исторической науке его называют «чумным». Это было нормальное движение за личные права и за свободу! Движение против объявленной «сверху» пандемии, эпидемии, которой в реальности не было. Соответственно те, кто сомневался в этой эпидемии или пандемии могут быть смело названы пандемодиссидентами.

В 1828 году на юге России в нескольких населённых пунктах была замечена чума. Это были не очень сильные очаговые проявления. А, может быть, и не было никакой чумы. Просто диагностика подвела и перепутали чуму и туляремию. Тогда такое бывало. Тоже плохо, но менее заразно и менее смертельно.

Но начальство Юга России решило проявить сверхбдительность! В Севастополе, где сей заразы не было, на всякий случай местные власти решили ввести профилактический карантин и самоизоляцию.

В мае 1828 года вокруг города было установлено оцепление. Летом 1829 года, несмотря на то, что ни чумы, ни холеры в городе так и не было зафиксировано, карантин был ужесточён, и каждый проезжающий должен был содержаться две — три недели в карантинной зоне, а все подозрительные (не-чумные и не-холерные!) больные в городе подлежали изоляции. В результате этого местные крестьяне старались воздерживаться от поездок в город. Продовольственное снабжение Севастополя при этом оказалось монополизированным карантинными чиновниками, что привело к невиданному росту цен и дефициту товаров первой необходимости. Еда даже для солдат гарнизона и больных в изоляторах поставлялась плохого качества. И её было мало. Это способствовало уже появлению недоедания, развитию не-чумных болезней и росту смертности.

От нехватки продовольствия страдали в первую очередь беднейшие районы города. Эти районы ещё и «окуривали» хлором, дезинфицировали, попросту травили. При этом «дезинфекторы» получали 2,5 рубля в сутки — 75 рублей в месяц при условии ежедневной работы. Карантинные комиссары — по 5 рублей, главврач и инспектор карантина — по 10 рублей. В сутки! Это при том, что начальное жалованье обычного военного врача в то время составляло 171 рубль. В год! Удивительная сверхприбыльная работа!

Обескураженные, отравленные и разоряемые бедняки написали петицию и челобитие царю. Тот прислал из Петербурга комиссию во главе с флигель-адъютантом Н. П. Римским-Корсаковым, авторитетным и в среде армейских чинов как герой бородинского сражения, ординарец самого М. Кутузова, и среди моряков как участник четвёртой русской «кругосветки». Расследование обнаружило массовые злоупотребления и рекомендовано было прекратить ненужные карантинные меры и наказать виновных. Но дошлые чиновники севастопольские явно всучили «откат» чиновникам питерским и из Петербурга поступило распоряжение прекратить всякие расследования деятельности интендантов. В ноябре 1829 года комиссия завершила работу.

После отъезда комиссии начались массовые экономические репрессии против жалобщиков. В марте 1830 года карантин был ужесточён, и объявлена тотальная самоизоляция и локдаун. Жителям запретили покидать дома. Самоизоляция продолжалась до мая, но в наиболее бедной и оппозиционно настроенной по отношению к начальству Корабельной слободе длилась на семь дней дольше. Более того — жителям слободы было дано предписание на изоляцию. То есть приказано покинуть город и осесть в карантинной зоне на две недели. Это вызвало законное возмущения среди жителей слободы, а также матросов, имевших там родных и знакомых. Население отказалось выполнять распоряжение, несмотря на уговоры самого контр-адмирала И. С. Скаловского, известного в городе героя войны с французским флотом на Адриатике.

Карантинное оцепление слободы было усилено двумя батальонами пехоты. В Слободе начался голод. Доведённые до отчаяния жители вооружились, создали отряды самообороны под командованием инвалидов (ветеранов войн). Солдаты оцепления и многие офицеры сочувствовали жителям. Обе стороны воздерживались от начала боевых действий, которые могли взорвать ситуацию в городе и на флоте. Но выстрелы всё же начались. В ходе одной из санитарных инспекций штаб-лекарь Павел Верболозов выявил признаки лихорадки у жены и дочери матроса Григория Полярного, предписав несчастным отправиться в созданный на территории Павловского мыска «карантин». Зная, что ждёт жену и дочь в этих «чумных бараках», Григорий Полярный открыл огонь по санитарной команде, прибывшей за его близкими. При этом ранил несколько человек. После того, как у Полярного закончился порох, и он сдался, матроса показательно расстреляли на глазах жены и дочки. Это было искрой, взорвавшей город. В городе начались волнения. Обеспокоенные власти через два дня, с одной стороны, решили отобрать всё имеющееся на руках у жителей оружие, а с другой — удвоили караулы на улицах и охрану губернаторского дома.

Эти меры возмутили уже всех севастопольцев, которые толпами двинулись дому губернатора и адмиралтейству. Военный губернатор Севастополя лихой кавалерист генерал-лейтенант Н. А. Столыпин, был убит толпой. К восставшим присоединились сочувствующие матросы. Часть восставших пошла в психическую атаку на солдат, стоявших в карантинном оцеплении Корабельной слободы. Атака была поддержана силами самообороны слобожан. Солдаты карантина, атакованные с двух сторон, отказались стрелять в народ и присоединились к восставшим.

К 22 часам 3 июня город был в руках восставших, полиция бежала из города, а гарнизон отказался подавлять бунт. Толпа избивала чиновников и офицеров, требуя от них расписки, что ни чумы, ни холеры в городе нет, громила их дома и квартиры.

4 июня комендант города генерал-майор А. П. Турчанинов, честный служака, герой Аустерлица, русско-шведской войны 1808–1809 годов и Отечественной войны 1812 года, исполняющий после гибели Н. Столыпина обязанности военного губернатора, отказался отдавать приказ стрелять в горожан и издал приказ о прекращении карантина. Тем временем власти стянули к городу карательные части 12-й дивизии генерал-лейтенанта В. И. Тимофеева, масона ложи «Золотого кольца» и выкормыша самого Аракчеева.

7 июня каратели вошли в город. После недолгих уличных боёв восставшие капитулировали, их лидеры арестованы. Высочайшим указом после этого была создана следственная комиссия под руководством генерал-губернатора Новороссии и Бессарабии М. С. Воронцова, «полуподлеца» (помните пушкинское «полумилорд, полукупец»? Это он. Явно — подлец). Несмотря на то, что комиссия установила, что из 70 тысяч рублей, выделенных для оказания помощи «чумному Севастополю», две трети попали в карманы коррупционеров-чиновников, решение властей было иное. Коррупционеров простить, арестовать около 6000 восставших противников самоизоляции. Были казнены 7 человек, лидеров восстания, около 1000 пандемодиссидентов, горожан и матросов отправлены на каторжные работы. Около 4200 пандемодиссидентов были депортированы в другие города. Офицеры получили дисциплинарные наказания. Генерал-майор Турчанинов, не пожелавший воевать с собственным народом, разжалован в рядовые с лишением всех наград. Умер через год.

Однако дурацкий карантин был