Время жестких мер - Алексей Пронин

Он почувствовал, что может ее потерять, остановился. Закряхтел – присел, как видно, на колени.

– Отлично бегаешь, милая, – вкрадчиво, почти шепотом, сообщил незнакомец. – Ты здорово меня удивила. Давай руку, я помогу тебе выбраться. Ты же околеешь там…

– Кто вы? – прохрипела она. – Какого хрена вы это со мной делаете?

– Какого хрена, говоришь? – ее слова, похоже, удивили незнакомца. Хрустнул хрящ в колене, он поднялся. – Милая моя, ты ли это?

– Это не я. Вы ошиблись…

Он тихо засмеялся. Такие люди никогда не ошибаются. Она не видела его лица. Размазанное пятно. Голос был невыразительным, тихим, каким-то скользящим. Она вытянула шею, чего он там замышляет? Незнакомец находился в трех шагах – она видела ботинки сквозь щели в досках. Морозная «свежесть» студила организм, ноги немели – сможет ли она работать ими, когда поплывет? Он решил, что женщина его не видит, подался вперед, чтобы броситься. Она оттолкнулась от сваи, проплыла на спине несколько метров. Он всплеснул руками.

– Ну что за капризы, дорогая? – зазвенела стальная пружина в голосе. – Не могу избавиться от мысли, что мы с тобой общаемся через забор. Ты же не хочешь, чтобы я тебя подстрелил? Куда ты денешься – собачий холод, ты вся промокла, подхватишь воспаление легких, умрешь в муках. Подплывай, давай руку, я отведу тебя в машину, переоденешься. Неужели я чужой тебе? Думаешь, так приятно выискивать тебя по этим деревням, лазить по буеракам? Прекращай ерепениться, подплывай, не будем усложнять…

Отец родной, не иначе. Держаться на поверхности становилось труднее, замерзшие конечности плохо слушались. Почему она не видела его лица? Он был в каких-то четырех метрах, дрожала фигура в мешковатом балахоне. Да он же в шапочке, – осенило ее. В плотно облегающей вязаной шапочке, скрывающей прическу и ряд других характерных примет. А ворот у балахона «окладистый», он почти закрывает лицо…

– Договорились? – Он присел на корточки, протянул руку. – Подгребай, пловчиха. Как насчет пары глоточков доброго коньяка?

Это было бы здорово. Но тело, которому все надоело, уже приняло решение. Она перевернулась на живот и размашисто поплыла от него прочь, на середину озера.

– Ты куда? – спохватился он. Возмущенно топнул ногой. Подстегнул, она отчаянно заработала конечностями, разгоняя застывшую в жилах кровь. Нет, серьезно, она прилично плавала!

– Стоять, сука… – зашипел злодей. Что-то клацнуло, затвор оттянул? Зазвенела струна, она была в таком напряжении, что чуть не нырнула. Хлопнуло – о, господи… Пуля булькнула где-то слева. Боялся попасть. Все равно было страшно. Она хлебнула воды, закашлялась. Вторая пуля булькнула правее. Третья – рядом. Так и привыкнуть можно к обстрелу… Она была уже на середине пруда, до берега рукой подать. Заросли камышей, глинистые обрывы, за обрывами высился спасительный лес. Полпути позади. Хлопки за спиной прекратились. Она нашла в себе силы обернуться. Незнакомец сбежал с мостков, пустился вдоль берега на перехват. Боже, как быстро он бежал! Она отчаянно замолотила руками. Уйдет. Длина радиуса меньше, чем половина длины окружности – об этом знает любой двоечник. Она задыхалась. До берега оставались метры, когда свело ногу. Местному Посейдону она определенно пришлась по вкусу. Задергала ногой, скорость падала, но она еще двигалась. Преследователь отмахал изрядный крюк, скоро выйдет на финишную прямую. Небесные силы пришли на помощь. Берег приближался короткими рывками, она не чувствовала конечностей, когда раздался возмущенный вскрик. Злодей оступился, он сползал в воду, цепляясь за траву. Она чуть руки не вывернула из плечевых суставов! Несколько взмахов, вот уже ил под ногами… Выползла на берег, измученная, надрывно кашляла. Царапала глину, пытаясь привстать, падала. Серая мгла стелилась над озером. Высились деревья. Где-то на холме просматривались деревенские крыши, ветер гнул камыш. Незнакомец с момента падения не продвинулся ни на шаг. Он вылез на сухое, все, что он думал при этом, прекрасно разносилось по воде. Оба встали. Их разделяло метров семьдесят по кривой. Она чувствовала его буравящий взгляд. Он бросился бежать, и она дернулась, полезла на обрыв. Оступилась, поехала, тормозя пятками, повторила попытку, нырнула в траву, поползла по-пластунски. Пуля свистнула над головой – последнее китайское предупреждение… но она плевала с колокольни на все его предупреждения. Встала на четвереньки, засеменила в ершистый подлесок…

Открывались новые грани ее талантов. Она умела выбирать наименьшее зло, умела бегать, плавать и заговаривать страх. Кем же она работала? Она бежала, относительно успешно огибала препятствия, перепрыгивала через мелкие ложбины и коварные коряги. Боялась, что лес скоро кончится, она попадет в большое русское поле, где и пропадет, потому что спрятаться в поле невозможно. Но лес не кончался. Напротив, он густел. Ломиться через залежи бурелома и паутину, развешанную между деревьями, становилось занятнее. Она могла забраться в какое-нибудь укромное местечко, выждать пару часов, пока этот тип смирится с утратой и исчезнет из ее жизни. Но в неподвижном состоянии она бы окочурилась. Нужно было двигаться, чтобы хоть как-то согреться. Она бежала, падала, хваталась за стволы, сползала, делала передышки, ковыляла дальше, пока окончательно не свалилась без сил…

А, очнувшись, уставилась на паука, который конструировал между ветвями роскошную рыбацкую сеть. Он тоже замер, задумался. Спустился на тонкой паутинке, стал раскачиваться.

Она щелкнула по нему пальцем, чтобы не глазел, стала выбираться из ложбины. За ночь ее засыпало облетевшей листвой. В копилке достоинств появилось еще одно – живучесть. Другой бы помер в таком состоянии, а она жила. Но снова ничего не помнила – кроме событий последней ночи. Что делать, как жить? Долгой ли будет жизнь после глубокой заморозки? Кашель донимал, болело горло. Но как приятно находиться на свободе! Она пошла на север, определившись с направлением весьма своеобразно: вышла на поляну, запрокинула голову, проследила за стаей перелетных птиц и побрела им навстречу – подальше от города. Неясное чувство подсказывало, что город на юге…

Она вывалилась из кустов, по инерции метнулась на штурм очередной преграды… и в ужасе отшатнулась. Стальной монстр, облепленный грязью, пронесся мимо с чудовищным лязгом!

Придя в себя, она высунула нос из тернового куста. Дорога, две полосы, в меру покрытые асфальтом. Грязный бетоновоз, забравший последние нервные клетки, уходил за поворот. Движение на дороге было умеренным. Вернее, никакого не было. В два конца – туманная серость. Разлапистые ели и осины вплотную подступали к дороге, водостока почти не было. Направление на север тоже отсутствовало. Либо запад, либо восток. Она пошла направо. Вскоре выяснилось, что дорога хоть и не ахти, но оснащена километровыми знаками. Синяя табличка, у которой она присела передохнуть, гласила: 21 км. Передохнув, отправилась дальше, минут через пятнадцать добралась до следующей, придирчиво осмотрела надпись: 22 км. Верной дорогой шла. Со спокойной душой она побрела прочь от города. За двадцать минут мимо проехали две машины. На одной значилось, что она принадлежит Варламовской испытательной станции, но что на ней испытывали, не пояснялось. На второй ничего не значилось, даже номера, машина по самую крышу была в грязи и плевалась грязью. Она сказала ей отдельное спасибо, выудила из закоулков больной памяти подходящие слова и добавила к сказанному. За спиной задребезжал изношенный мотор. Притормозила «восьмерка» с подвязанным веревкой бампером. Из салона вылупились две юные личности – небритые, помятые, но в хорошем расположении духа. Приключения, судя по всему, продолжались.