Время жестких мер - Алексей Пронин

– Да не похож он на племяша Квазимодовны, – засомневался кто-то. – Одет не по-нашему, харя протокольная…

– Все равно мочи!

Смолин отступил и поднял биту. Уж парочку успеет пригреть. Наиболее борзый уже отправился в наступление. Но кто-то схватил его за рукав.

– Постой, Хасьян, – заговорила пьяненькая, но еще стоящая на ногах женщина, – этого кекса я, кажется, знаю… Был он тут намедни, вопросы задавал. Говорил, что из полиции, ксивой тряс, жильцами нашими, понимаешь, интересовался… – Он подошла поближе, всмотрелась. Он узнал эту бабу – такую не забудешь.

– Да какой он мент, – фыркнул всезнающий забулдыга. – У ментов другие хари. А кабы и мент, мы че ему, убиваем тут кого?

– Щас убьем, – загоготал хулиган.

– Я тоже подумала, что свистит он все, – проницательно заметила «Джульетта» рабочей окраины. – Но вроде не хамил, вежливый был. Тебе чего надо, парень?

– Здравствуйте, сударыня, – прохрипел Смолин. – Возможно, я не мент, но по роду деятельности расследую преступление. В прошлый раз вы мне помогли, я это не забуду…

– Слушай, крендель, тебя что, по башке хрякнули? – осведомился самый наблюдательный. – Тормознутый ты какой-то, взъерошенный.

– Хрякнули, мужики, – вздохнул Смолин, – чуть не убили, битый час в отключке провалялся… в восемнадцатой квартире. Женщина там живет…

Девица заржала.

– Так вот у тебя какой интерес. Зазнобу нашел – с тараканами в башке. А мне мозги парил…

– Прости, подруга, – покаялся Смолин. – Сложно это все. В общем, то ли час назад, то ли минут пять дверь взломали, меня по черепу, а ее увезли… Может, видели чего?

– Держи, страдалец. – В лицо ему дыхнули отменной сивухой и сунули полный стакан. Ну что ж, не самый скверный вариант развития событий. Вот только качество изделия… уж явно не «Хванчкара» с солнечных виноградников Кахетии.

– Да вроде за рулем, – смутился он.

– Ну и что? – резонно вопросил «податель сего». – Ты тяпни, тяпни, полегчает. Кому ты нужен в три часа ночи?

Гнев непроизвольно сменился на милость, он принял стакан дрожащей рукой, вылакал пойло, забыл про свою биту. Неужели эту «классику жанра» до сих пор производят? Занюхал судорожно рукавом. А ведь и впрямь полегчало.

– Спасибо, мужики, – поблагодарил он почти искренне.

– Слушай, ты это… – кокетливо пихнула его в бедро «старая знакомая». – В натуре, что ли, к девке тронутой неровно дышишь? Во дела, блин… Чего в этой жизни не бывает… Эй, мужчины, а ведь без балды минут двадцать назад машина подъезжала. Шумели там в кустах, отсюда не видать было.

– Какие двадцать, Натка, минут сорок, да и то с гаком, – убежденно заявил тот, что был наблюдательный. Хлопнул Павла по плечу – как-то быстро их отношения стали панибратскими. – Мы в чужие дела, мужик, не лезем, да и тебе не советуем, но раз уж ты влез в такое дерьмо… В общем, подъехала машина к восемнадцатому дому – зуб даем, подъехала. Минут сорок – ну, может, пятьдесят. Встала, кто-то в дом потопал, мы не видели. Не лезем мы в чужие дела, корешок. Ну, посидели еще тут, выпили культурно, отъехала машина. Не кричал никто, не гомонил…

– Не, пискнул кто-то, – встряла девица.

– Сама ты пискнула. – Она и впрямь пискнула, говорящий ущипнул ее за попу. – Хотя, может, и пискнула, бабы, они всегда слышат то, что хрен нормальные люди услышат. А потом машина отъехала. Мимо нас покатила, туда. – Он махнул на север.

– Мужики, вы хоть запомнили, какая машина? – взмолился Смолин.

– Фургон, – сказал один.

– «Газель», – сказал другой.

– Ну, будка такая, в них мебель возят, хлеб, – сказал третий. – А какого цвета, уж не взыщи, ночью не видно.

– Долбани, старичок, – сказал четвертый и подступил к горлу с наполненным до краев стаканом. Смолин долбанул. Хуже не будет. Информация просто умиляла. Сколько в городе «Газелей», оборудованных для перевозки грузов?

Интересно, что он будет делать завтра – если сегодня целый и невредимый доберется до дому?

В памяти остался удар – роковой, переломный. И все. Она не была Кирой Князевой. Никогда не рожала. Не было Максима, не было квартиры на Депутатской, розового «Витца». Не было подруги Василисы. Она забыла, кого любила в своей постели…

А ведь точно кого-то любила. А теперь не могла представить его лицо, голос, остались лишь ощущения от приятных прикосновений и странная мысль, что кому-то в этом мире она, возможно, нужна. Старое, доброе темное прошлое не желало возвращаться. Она не знала человека, но продолжала его любить?

Две сущности бились в ней смертным боем. А потом машину тряхнуло на ухабе… и не осталось ни одной. Она лежала в маленьком, тесном, грязном кузове, руки были связаны за спиной, рот забит кляпом – качественно, почти до желудка.

В головной части кузова было зарешеченной оконце, оно пропускало немного света – этот свет и позволил определить, где она находится. Машину болтало. Не могли найти другой машины? Обычный грузовой фургон. Стальной кузов, створки заперты снаружи, липкий пол, какие-то поддоны, запасное колесо, упертое в задний борт. По полу катался полиэтиленовый пакет с тряпками. Попытка выдавить кляп языком не увенчалась успехом. Тогда она осмотрелась и обнаружила торчащую из борта шляпку гвоздя. Она уперлась ногой в отстоящий борт, подалась вперед. Шляпка замаячила в угрожающей близости от лица! Машина сбавила ход, остановилась, хлопнула дверца, кто-то ненормативно ругнулся, распахнулась крышка капота. Она стала цепляться кляпом за гвоздь – удалось. Скомканная ветошь, пропахшая мазутом, зацепилась за шляпку. Она потащила прочь свою несчастную голову, стала изворачиваться… и вскоре уже изливала рвоту. Взывать о помощи, конечно, смысла не было. Похитители живо вернут статус-кво, да еще и по физиономии надают. Оставалось освободить руки. Завязали их не очень туго – бельевой веревкой. Узел растянулся, осталось чем-то перепилить. На глаза попалась откидная лавка, зазубренная стальная кромка – к ней она и подалась. Но водитель уже устранил неисправность, хлопнула дверца, машина завелась и покатила в неизвестность. Но она не падала духом. Соорудила из тела замысловатую конструкцию и добилась своего! Теперь она была полностью свободна – не считая того, что находилась в запертой машине и в халате на голое тело. Взгляд остановился на пакете с тряпками. Кинулась к нему, вывалила на пол. Отлично – в нагрузку к бренному телу похитители прихватили кое-что из одежды: джинсы, тапочки для усопших, плотный свитер. Позаботились и о нижнем белье – правда, в подробности не вникали, сунули до кучи кулек со старыми бюстгальтерами и трусиками. Выбора не было – она лихорадочно переоделась.

И тут по позвоночнику пополз холодок страха. Дело даже не в похищении. Событие, конечно, безрадостное, но по сравнению с тем, что ей открылось… Что предшествовало «киднеппингу»? Она очнулась на полу. ВСЕ. На этом память обрывалась и вырастала стена. Мурашки ползли по коже. Она сидела на полу, вцепившись в борт, пыталась осмыслить шикарную новость. Она – это она, ее руки, ее ноги, родинка под ушной раковиной, которую не видно, но она есть. Одежда, тапочки. Но она НИЧЕГО НЕ ПОМНИЛА. Откуда ее похитили, кто она такая…