Русский космос - Илья Новак

Последние слова Тимур прошептал, опустив руки. Затем вместе со всеми поднял их на высоту лица, обратив ладонями наружу, после прижал к груди. Храм огласился слитным хором голосов: «Всевечный един и неделим!» – все как один поклонились так, чтобы ладони коснулись колен, и повторили: «Един, неделим! Не родил, не рожден!» – опустились на колени, легли ниц, опять на колени встали, повернув головы друг к другу, сказали: «Мир тебе и милосердие Всевечного!» – и уставились на вершину амвона.

Зазвучала музыка. Она полилась со всех сторон, сотрясая не только своды Храма, но все сфиры небесные, прекрасная, мощная, одновременно ласковая, нежная к детям своим – и грозная, суровая к неверным безбожникам.

На амвоне появился Апостол, один из тех, кто вместе с Кадмоном обитал в Каабе Небесной и спускался на Землю, дабы беседовать с верославными в Храме Мира, – горний легат на сфире. Тимур видел лишь крошечную фигурку, но голос Апостола загремел, раскатился по Храму, ударяясь в стены сокрушительными валами, откатываясь и ударяясь вновь, затопляя людей, накрывая их бушующим потоком. И все же звучал он разборчиво, каждое слово, каждая интонация – а интонациями, нюансами, тонкими смыслами проповедь была полна, будто картина гениального художника, использующего мельчайшие оттенки всяких красок, – все было ясно как светлый божий день:

– Сообщил Михей Столбник: не была Вселенная создана Всевечным, но излилась из него как некое излучение; скажу больше – как звучание, как первичный звук, как основной цвет, как начальный смысл, как мельчайшая планковская доля пространства и первое поползновение времени изошла из Него она. Три первичных эманации Бога, тождественные Богу, три мира, три ипостаси: Всевышнего Отца, Всевышнего Духа и Всевышнего Сына, что после разделились каждый на три другие эманации, то есть на девять небесных ярусов и девять сфирот и девять заповедей, правящих каждый в своем ярусе: восемь планет и Солнце, что является верховным архангелом Джаджилом-Метатролом. Однако, увидев, что Вселенная залита сиянием, но нету теней в ней, Всевечный эманировал также десятую сфиру, архангела Дадала, который отказался почитать Библу, после чего Всевечный проклял его и низверг на третью Сфиру. Ударился Дадал о нее и рассыпался, но не исчез, стал присутствовать во всех девяти сфирах как их тень, как замутняющее их зло – и тогда вселенная перестала быть тождественна Богу!

Апостол все говорил, а Тимур слушал, но уже не слышал слов. Музыка и звуки, издаваемые многотысячной толпой, – все смолкло для его ушей. Он разглядывал фрески и зрел картины величавого прошлого, как были сотворены миры и сфиры, как заселили их люди и как Михей Столбник порешил воздвигнуть Башню, коей связать Землю с межсфирным божьим пространством, и в то же время на орбите создать Каабу Небесную, и соединить их, как соединяется мост, концы которого на двух берегах строить начинают. Но язычники порушили величественное здание, оставив лишь Изножие; Кааба же, отдельно на орбите созданная, обратилась Горним миром, ничем со сфирой, то есть миром дольним, не скованная…

Вдруг замолчал Апостол, смолкла музыка – полная тишина наступила в Храме. Тим забыл как дышать, забыл все на свете слова и не видел уже стен с фресками, величественного амвона; он смотрел вверх, где было отверстие, в круг неба над головой, однако и неба не видел – но иную, высшую реальность, где обретался Всевечный. Нет, сама эта реальность и была Всевечным, Тимур Жилин глядел внутрь Него, зрел просторы божественной плоти, залы разума Его, угадывал взором блеск звезды, вспышки сверхновых – неизмеримые всевечные мысли…

– Война! – Голос Апостола прозвучал подобно набату, молотом ударил в чудесное видение Тима, и оно осколками витражей осыпалось, разлетелось по всему Храму. Стоя на коленях, Тимур покачнулся, когда смысл сказанного дошел до него.

– Слушайте, верославные братья! Сегодня, в год девяносто второй от Вознесения Старца, безбожники межсфирии объявили войну Земле!

Как он оказался в гостинице, Тимур помнил плохо. Когда Апостол изрек слово «война», словно умопомешательство наступило. В какой-то момент страшно стало, но после пришла уверенность: ничего ужасного не произошло, ведь ты не один, ты – частичка Уклада, и Всевечный с нами, со всеми нами, а это значит – победим.

Большая часть паломников с песнопениями повернула обратно в поселки вокруг Изножия, но кто-то вроде бы и остался. В себя Тимур пришел, уже стоя перед гостиничным портье с сумкой в руках. Первой отчетливой мыслью было: если объявлена война, значит, универ-солдату Жилину надлежит немедля явиться к здешнему воинскому начальству, чтобы получить дальнейшие указания.

Найти управу оказалось совсем просто – поселок невелик, не заблудишься. Дежурных было двое; один, чернявый, смуглый, едва глянув на Тима, склонился над компьютером и затарахтел клавишами. Иеросолдат обратился к другому, светловолосому, круглолицему: дескать, прибыл по случаю объявления войны для…

Дежурный, кивнув, перебил:

– Нет, война пока не объявлена.

Тимур растерялся.

– Но ведь… я в Изножии…

Блондин провел рукой у его груди, глянул в чит-браслет и сразу расплылся в улыбке:

– А, солдат Жилин! Относительно тебя, сын мой, имеется распоряжение владыки Лучезара…

Перещелкнул команды на браслете, кивнул и прочел:

– Всячески способствовать скорейшему прибытию к месту несения… так… Нет, война еще не объявлена, мобилизацию резервистов не проводим. Легат не ошибся, конечно же, однако следует разуметь так, что мыслит святой Апостол иными категориями, ибо живет не нынче, не бренной уходящей минутою, но глядит в вечность. Ему ведомо не токмо прошлое, но и будущее он взглядом проницает, разумеешь? Ежели молвил, что война объявлена, значит, быть войне. Апостол зрит ее в грядущем. Ступай, иеросолдат, на вокзал. Справа от кассы увидишь дверь, на ней знак – две крезды. Автомату дашь считать свой пози-чип, дверь отворится, иди дальше смело. Тебе назначена служба на боевой платформе орбитального базирования номер девять.

И кивнул ободряюще.

* * *

Тимур прошел, куда было указано, и оказался на посадочной. Он ожидал, что попадет в какой-нибудь зал или накопитель для военных, но вместо этого коридор вывел к узкой платформе, мощенной большими квадратными плитами. Стены, низкий свод – все было серым, спокойным, солидным. Внушающим уверенность. По сторонам темнели зевы тоннелей, вдоль зала протянулась колея монорельса. Кроме Тимура, здесь уже находилось четверо военных. Почти бесшумно, лишь постукивая на рельсовых стыках, подъехал сдвоенный вагончик; они вошли, расселись. Монорельсовый состав нырнул в тоннель, набирая скорость. Солдат поглядел на соседей – лица их в тусклом свете казались похожими, как у родных братьев.

Через несколько минут поезд остановился, и Тим вышел вслед за попутчиками. Миновав короткий коридор, они оказались в зале ожидания – светлом, с высокими окнами, сквозь которые вливалось яростное южное солнце. Здесь были только военные, а у противоположного выхода собралось десятка два человек, которые без суеты, но быстро покидали зал. Тимур сперва растерялся, не нужно ли и ему на выход? Потом сообразил: выходят «атмосферники», то есть иеросолдаты и протоиереи наземных служб, а воины космических сил остаются. Внесфирных легко было отличить, они выделялись среди смуглых атмосферников незагорелыми лицами и особенно здоровым видом. Подтянутей, уверенней, движения более четкие, целенаправленные и резкие, непривычно даже наблюдать за ними. И еще удивительно – несмотря на длительное пребывание в невесомости, совершенно не угнетены земным притяжением, не скованы им.