Русский космос - Илья Новак

Здесь салон покидали четверо. Тимур аккуратно отстегнул ремни; держась одной рукой за подлокотник, высвободил из ниши рюкзак и осторожно привстал… опустил ногу на магнитную дорожку… выпрямился. Подошвы кадетских ботинок были снабжены стандартными магнитными вставками, так что при каждом шаге отрывать ногу от пола приходилось с усилием. Но Тим зашагал вполне уверенно – тонкость, как быстро выяснилось, заключалась лишь в том, чтобы преодолевать сцепление подошвы с полом мягко и плавно, а иначе улетишь.

Он пристроился к военным, покидающим пассажирский отсек. Под ногами ощущались дрожь и толчки: шла разгрузка. В шлюзовом ярусе повторилась процедура опознания, затем была карантинная камера с ионными излучателями. Наконец, следуя указаниям зеленых стрелок, Тимур и спутники перешли в приемный отсек «девятки», там их ожидали. Трое прибывших с ним были, вероятно, старожилами платформы, они молча обменялись рукопожатиями с встречающими и зашагали прочь.

А Тим уставился на рослого мужчину, стоявшего спиной к шлюзу.

Ведь не узнал в первый миг! Не чаял увидеть здесь, так неожиданно… Но уже через мгновение понял: этот человек с посохом в руках – Карен. Отец-командир сначала ощущался – и лишь потом виделся. Происходило это потому, что офицер излучал веру. В Тимуре она тоже присутствовала – но лишь в ядре личности, глубоко в сердце, а отец-командир был пропитан ею, все тело светилось верой, безмерным, всесокрушающим почитанием Господа, и ауру его невозможно было не почувствовать.

– Отец Карен?

Тот обернулся, кивнул. Уголки губ чуть дрогнули.

– Вольно, Жилин.

– Отче, так вы здесь? С нами!

– Да, Тимур. Я здесь и по-прежнему руковожу твоей дружиной. Идем.

– Здорово! – вырвалось у Тима.

– Я тоже рад, Тимур, – отозвался Шахтар. – Я уже давно просился на боевую платформу. Ты сам понимаешь, после старта челна в Голливуде наши отношения с Луной должны были перейти в активную фазу. Игнатий повелел и впредь вас вести. Ты снова в моей дружине. Вижу, освоился с магнитным полом?

Пока отец Карен рассказывал, они неспешно двигались длинным коридором, ширина которого была такова, что разом могли пройти три человека плечом к плечу, а высота больше двух метров. За приемным отсеком Тимур увидел открытый проход слева, услыхав гул, заглянул: там была задняя часть бортового орудия, упиравшиеся в круглый лафет концы длинных токопроводящих рельсов – они исчезали в отверстии туннеля-ствола, герметично закрытого на конце створками диафрагмы. Рядом виднелась турбина, почти целиком утопленная в борт, и высился могучий генератор с ротором, который турбина раскручивала перед выстрелом. К стене был приварен высоченный стеллаж, где в широких ячейках покоились снаряды-ферромагнетики, тупоносые болванки, единственным предназначением которых было разогнаться и со скоростью около двадцати километров в секунду врезаться в цель. Под стеллажом и лафетом суетился причт обслуги рельсотронов, облаченный в красно-синие комбинезоны; рядом стоял большой электрокар с клешней на длинном манипуляторе для загрузки снарядов на рельсы.

Светильники под потолком были неяркими, в блеклых плафонах, – ничто не отвлекало, не раздражало глаз. Тимур сосредоточился на походке, старательно выдерживая шаг, и слова отца Карена про то, что он освоился с магнитным полом, прозвучали как похвала.

– Я осторожно иду, отче. Непривычно пока что.

– Ничего, скоро привыкнешь. Видел, какая походка на сфире у военных с платформ? Они и по тверди ступают, будто по магниту. Спрашивай.

– Что? – не понял Тимур.

– По лицу вижу: одолевает сомнение. Спрашивай.

– Я… – Тим замялся, развел руками. – Я рад очень, что попал сюда.

Шахтар кивнул:

– Ты мечтал о пространстве вне сфиры, знаю. Да и Каабу увидеть – счастье великое.

– Да, но…

Отец-командир повернул голову, быстро глянул на солдата.

– Что, Жилин?

– Ведь война грядет!

– Страшишься?

– Нет, что вы! Я не страшусь… не боюсь, нет. Я о другом: вот, мечтал в межсфирию попасть, но знал, что мечта не скоро сбудется. Если сбудется вообще. Потому что – ведь нам много лет в атмосфере предстояло, и потом только… А тут не успел из отпускной выйти – и уже на орбите!

– Волею Всевечного сбываются мечты, Жилин. И что ж тревожного?

– Да, но почему на орбите я, в чем причина? В войне этой. А война – несчастье всегда. Выходит, мое счастье на горе… ну, зиждется?

Карен несколько секунд шел молча, после сказал:

– Почему же война с еретиками, с безбожниками, отринувшими Всевечного, – несчастье? Для меня, к примеру, сие великая радость есть.

Тимур растерялся. И вправду – почему?

– Нет, но… – промямлил он, а отец-командир внимательно слушал. – Радость, оно конечно… Но ведь люди погибнут? И наши, и лунные… Что ж, разве не горе это?

– Для меня не будет горем погибнуть с именем Всевечного на устах, зная, что отдаю жизнь за благое и великое дело. Что касаемо врагов наших… полагаю, Апостолы желают не уничтожить их, но обратить в истинную веру. Конечно, руководство лунных на такое не пойдет, а вот простой люд – вполне. И потом, Жилин, не думаешь же ты, что война затеяна с целью твоей мечте потворствовать?

– Нет, конечно! Но я думал – война, смерть…

Карен перебил:

– Сейчас тебе не время думать, Тимур, настало время действовать. Думы и всякие душевные движения на потом оставь, когда в Триждыстроенный храм вновь вступишь.

Тимур кивнул и всю оставшуюся дорогу шел потупившись, молча. Коридор вывел к широкому помещению с множеством дверей, над каждой – пиктограммы и символы, похожие на привычные знаки, которыми маркированы двери в Академии. Шахтар выбрал ту, над которой табличка с горизонтальными линиями и квадратиком: казармы.

– Сейчас оставишь рюкзак – и в лазарет на прокачку.

Новый коридор был шире, справа и слева двери, из-за них доносились голоса. Отец-командир указал Тимуру пустой отсек на двоих. Идеальный порядок, чистота – хотя одно место уже занято, над стенной нишей светится огонек. Красный диод перед образом святого Георгия – как надлежит в воинском помещении. Шахтар кивнул ободряюще, и Тимур вошел, отвесив поклон красному углу, пристроил рюкзак в свободной нише.

– Следуй за мной, – велел офицер.

Они зашагали по широкой галерее, Карен неспешно инструктировал:

– Сейчас в лазарете проведут полную обработку, в том числе переливание крови. Не волнуйся, сохраняй спокойствие, это поможет лучше перенести операцию. Получишь ПЭГ-кровь.

– Что, отче?

– Ты поймешь. Обычно санобработка занимает два дня. Возможно, тебе сократят срок до суток, потому что времени в обрез, а твоей дружине нужно тренироваться. На период обработки ты освобождаешься от пятикратного моления с поклонами. Будешь обращаться к Всевечному мысленно.