В концертном исполнении - Николай Дежнев

— Не совсем. — Тайный советник поиграл золотой цепочкой своих часов. — Но посодействовать могу. Ты ведь знаешь, я не последняя спица в нашей колеснице. У нас хорошие связи, в том числе кое с кем из руководства Департамента Светлых сил. Повсюду есть трезвые, реально мыслящие политики. К примеру, то, что раньше считалось чуть ли не вероотступничеством, можно при желании выдать за инициативу. Подумай об этом, жизнь, как говорил классик, — это искусство компромиссов.

— Ну, Серпина, зачем же мне тебя беспокоить! Ты ведь и так для меня много сделал! — скривил в улыбке губы Лукарий. — Достаточно того, что в ссылку я попал по твоей милости.

— Прошу тебя! — взмолился Серпина, картинно заламывая руки. — Не надо путать дружбу со служебными обязанностями. Тот, кто допустил неверие в правильность действий вышестоящих, в любой иерархии просто обязан понести наказание. Это такой же естественный закон, как закон всемирного тяготения. И потом, как я вижу, ты считаешь, что я тебя спровоцировал. Ты считаешь, что я на это способен? — Тайный советник приложил руки к тому месту на груди, где у людей бывает сердце. — Да, способен. Да, спровоцировал! — продолжал он уже совсем деловым тоном. — Но исключительно в рамках служебных обязанностей! Ничего личного и, между прочим, для твоего же блага. Помнишь: не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не простится. — Он хохотнул, обращая все в шутку. — Стоит ли, Лука, об этом вспоминать? Весь мир играет по единым правилам. Поверь, старина, был бы ты на моем месте, ты сделал бы совершенно то же самое, потому что это диктует природа власти. Власть не может быть моральна или аморальна, она либо себя укрепляет, либо разрушает. Ну же, давай поговорим, как старые друзья! Ты все прекрасно понимаешь, а понять — значит наполовину простить.

— Вы с ним поосторожней, он опасный! — бросая косые взгляды на Лукария, горячо зашептал в ухо тайного советника Шепетуха. — Я про него все своевременно докладывал, все как есть, так и писал! И про выходки его, и про своевольство, и про то, что шкурой домового манкирует! А в последнее время он еще повадился ходить в народ, как этот… как пролетарский писатель. Я про то специальный рапорт по службе посылал! А еще, — леший даже задохнулся от служебного рвения, — он в ту, что в старухиной квартире, по уши втрескался! Правду говорю — чтоб мне до Судного дня тлеть головешкой в болоте! — поклялся Шепетуха. — Ладно бы завел шашни с Люськой-привидением, она все-таки своя, загробная, — так нет, он в живую бабу втрескался! Нарушеньице! Мезальянс!..

Серпина брезгливо отодвинулся от лешего, процедил сквозь зубы:

— Пшел вон!

Не успел Шепетуха и глазом моргнуть, как все его тело пошло серой плесенью, и, оставляя после себя хорошо различимый запах тления, он истаял в тихом воздухе студии.

— Трудности с кадрами, вот и приходится работать со всякой швалью. — Тайный советник повернулся к Лукарию, одарил его ясной белозубой улыбкой. — Ни выучки, ни школы, подлость одна, да и только.

— Послушай, зачем вы подсунули Телятникову нашу старую академическую формулу? — Лукарий опустился в свое любимое рабочее кресло.

— Ну, во всяком случае, к тебе это отношения не имеет. Можешь считать, что совпадение. — Серпина закурил, пару раз пыхнул короткой козлиной трубочкой. — Я ведь при вашей прошлой встрече с Шепетухой тоже присутствовал, впрочем, ты это заметил. Всегда был чертовски способным! Теперь я понимаю, именно это и заставило тебя действовать столь быстро и активно…

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, Лука… — Как бы извиняясь за непонятливость собеседника, Серпина развел руками. — Мы так давно друг друга знаем! В последнее время я вообще частенько думал о тебе. Если абстрагироваться от некоторых деталей, наши с тобой судьбы похожи как две капли воды. Ты не находишь, что это символично — после стольких жизней и лет встретиться в том же месте, где прошло наше первое детство? Должно быть, завершился какой-то космический цикл, и мы стоим на пороге нового и неизведанного… Да, это была варварская, дремучая страна… впрочем, такой она и осталась: если что и начинают строить, то норовят поставить на крови…

— Ты, я вижу, меланхолически настроен, — с усмешкой заметил Лукарий. — Тянет на воспоминания?

— А почему бы и нет? — пожал плечами Серпина. — Не так часто удается посидеть с другом, вспомнить былое. То наше первое детство: в нем было что-то простое и чистое, что уже никогда не повторилось. И эта встреча с Хроносом, которая так много предопределила в жизни каждого из нас троих…

— Не утруждай себя, Серпина, не надо! Ты почти дословно повторяешь наш разговор с Евсевием, и я не сомневаюсь, что, идя по моим следам, ты повидался с ним и узнал то, что интересовало меня.

Действительный тайный советник промолчал.

Какое-то время Лукарий колебался, но все-таки спросил:

— Ты нарушил его равновесие?

— Нет! Зачем? Такие никакие, как он, вроде бы живущие на Земле, весьма и весьма нам полезны. Помнишь слова великого пролетарского писателя: «Кто не с нами — тот против нас»? С тех пор мир стал совсем другим, теперь мы стараемся работать мягче, без экстремизма. Будь классик в живых сегодня, он мог бы написать: «Кто не против нас, тот с нами». — Серпина выбил трубку о каблук лакированного башмака, почти грустно продолжал: — Время, старина, изменилось само время. Это всего лишь доставшаяся в наследство иллюзия, будто можно сохранять нейтралитет между Добром и Злом, на самом деле есть всего две разновидности людей: те, кто творит Добро, и все остальные. Так вот, все остальные — это наши люди. От неделания Добра до делания недобра — только маленький шажок: не задавай себе вопроса, кто ты и зачем ты пришел на эту Землю.

— Сегодня ты удивительно томен и грустен, пожалуй, таким я тебя никогда и не видел. — Лукарий изучающе разглядывал Серпину.

— Ты прав, мне сегодня грустно, — согласился тайный советник. — Знаешь почему? Я прощаюсь… Я прощаюсь с тобой, и навсегда!

— Не рано ли, Серпина?

— Нет! Честно скажу, мне нравилась твоя горячность, когда ты узнал о существовании секретного протокола между нашими департаментами. Я и сам был не в восторге от соглашения поддерживать в мире равновесие между Добром и Злом. Это лишило нас соревновательности, но, в отличие от тебя, я смирился. Есть вещи, которые превосходят твои возможности, и их надо принимать как данность. Ты этого не понял, как не понимаешь и сейчас. До тебя почему-то не доходит, что если Он дважды не пожелал заметить твой протест, значит, с тобой самим что-то не в порядке! Да и кому какое дело до этой маленькой планетки на задворках галактики! Не я, не ты, а Он создал мир таким, каков он есть, и, значит, все, что происходит, происходит с Его ведома и в соответствии с Его замыслом! Низвергнув Денницу с небес и превратив падшего ангела в Люцифера, Он, тем не менее, не отнял у него могущества и власти. Ты не задумывался — почему? Да потому, что павший серафим был нужен Ему в этом новом качестве! Тогда, спрашивается, против кого ты восстаешь? Неужели ты думаешь, что мелким, ничтожным людишкам нужна твоя жертва? У них есть надежда, и этого вполне достаточно, чтобы дотянуть до могилы, — Серпина мелко засмеялся. — В первый раз, не знаю уж почему, но тебя приговорили только к ссылке. Теперь на такую мягкую кару ты рассчитывать не можешь.