Критические вопросы теории и практики систем - К. Эллис

Были проведены альтернативные варианты инвестирования, которые наилучшим образом удовлетворяют национальным целям, относящимся к водному сектору, с точки зрения экспертов Иордании и лиц, принимающих решения. Этот процесс был сформулирован в виде многоцелевой задачи принятия решений, на основе которой был осуществлен выбор оптимальных вариантов с учетом оценок, ограничений и относительной важности. Применение данной методологии к управлению и планированию водных ресурсов на Ближнем Востоке дает возможность политикам оценить различные точки зрения, различные приоритеты и провести анализ чувствительности, в результате чего можно внести изменения в водную политику, сделав ее более отвечающей сложившейся критической ситуации.

Из представленной информации можно сделать вывод, что метод PROMETHEE потенциально может внести решающий положительный вклад как в процесс принятия решений по выбору проектов, так и в их ранжирование. Геометрическое представление многокритериальной задачи представляет собой мощный инструмент в руках системного аналитика и ценное подспорье в решении задач, включающих противоречивые критерии.

 

ТЫ РАЗГОВАРИВАЕШЬ САМА С СОБОЙ, РЕНЕ?

 

Тони Брауэр, Открытый университет Милтон Кейнс MK7 6AA Великобритания

 

ВВЕДЕНИЕ

Даже если мы настроены скептически, мы делаем предположения. Однако в рамках того или иного дискурса существуют конвенции для подтверждения предположений. Здесь утверждается, что характеристика эмансипации как априорного допущения является внутренне несостоятельной в рамках любого скептического системного дискурса, и что в любом случае конвенции валидации недостаточно теоретизированы. Предлагается альтернативный анализ с использованием картезианской методологии в разговорном (а не интроспективном) контексте.

 

АПРИОРНАЯ АВТОНОМИЯ И АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ ЦЕЛИ

Многие люди обсуждали проблему автономии. Роберт Флад (1993), например, кажется очень увлеченным этой идеей, хотя он склонен использовать такие термины, как лигерация и эмансипация. [Мы можем использовать и другие термины, например, свобода, правомочие, расширение прав и возможностей]. Мое недовольство связано не с терминологией, а с предположением, которое, по-видимому, сделал Флад и другие (например: Tsivacou (1992), Ulrich (1991)), что освобождение - это само собой разумеющееся благо.

Это шаткое предположение. Во-первых, если не показать, как мы можем выйти за пределы опыта, априорные утверждения оказываются не более чем лингвистическими средствами, информирующими нас о конвенциях в конкретных языковых играх. Этот вопрос будет рассмотрен чуть позже.

Во-вторых, данное априорное утверждение о том, что автономия - это обязательно благо, эмпирически сомнительно. По-видимому, есть люди, которые предпочитают не подвергать сомнению существующее положение вещей, довольствуясь той ролью, которая им отведена; и описание этого явления как ложного сознания ничем не поможет. Мы знаем, что такой феномен может существовать, но не можем с уверенностью назвать конкретные случаи его проявления.

В-третьих, для того чтобы моральные аргументы были представлены в виде априорных утверждений, необходимо верить в то, что мораль - это ноуменальная, а не человеческая конструкция. Это кажется интуитивно неправдоподобным, по крайней мере, для нерелигиозных людей. Что означало бы утверждение, что мораль существует независимо от сознания?

Кроме того, как может существовать моральный аргумент, не предполагающий некоторого набора обстоятельств? Моральным обязательствам обязательно предшествуют онтологические и эстетические пропозиции, которые сами по себе, если не контрфактичны, то по определению апостериорны.

Эти замечания не направлены на отрицание красоты и важности автономии. Однако вполне возможно восхвалять автономию, не утверждая, что она является универсальной моральной истиной, - рассказывать истории о ценности автономии в надежде, что другие унаследуют убеждения, заложенные в этих историях. Например, Хаммонд (Hammond, 1994) отстаивает идею целостной самоорганизации не на том основании, что она самоочевидно желательна, а как динамику, противодействующую пагубному влиянию энтропии.

Я нахожу ее историю более убедительной, чем любое простое утверждение, хотя она и кажется неполной: но что считать завершением? Как понять, когда следует отбросить скептицизм и перенести наши убеждения в разряд обязательств?

 

АСИММЕТРИЧНЫЙ РАЗГОВОР

Если никто не слушает, то неважно, что я говорю. Если кто-то еще участвует в этом асимметричном разговоре - добро пожаловать. Какой вывод можно сделать из предположения, что эти слова, выбранные мной, вызывают у вас какую-то реакцию?

Во-первых, мое сознание подразумевается в предположении: и для того чтобы мой разговор с вами имел смысл, я должен предположить, что у вас тоже есть сознание. (Назовем его для благозвучия опытом).

Во-вторых, если бы мы имели свободный доступ к опыту друг друга, зачем бы нам было так разговаривать? Представляется вероятным, что наш опыт напрямую не взаимосвязан.

В-третьих, все, на чем я могу работать, - это мой опыт, а поскольку мы не имеем свободного доступа к опыту друг друга, мы не можем подтвердить любые наши идеи, и поэтому должны склоняться к сомнению.

В-четвертых, мы решили работать вместе в этом странном разрозненном проекте общения с Писанием, поэтому у нас, очевидно, есть предпочтения; и именно из этих предпочтений вытекает мое представление о том, что такое хорошо.

В-пятых, поскольку мы приписали друг другу опыт и предпочтения, мы принимаем моральную значимость друг друга.

В-шестых, поскольку привычное отсутствие подтверждения не позволяет нам принимать предложения за истину, то для любых практических предложений, о которых нам становится известно, мы должны использовать критерий полезности, а не истинности. (Учитывая принятые здесь обязательства, полезность, очевидно, должна оцениваться в терминах предпочтений тех, кто имеет отношение к морали).

Это замечательно. Просто участвуя в беседе, мы собрали впечатляющий набор онтологических, эстетических, эпистемологических и моральных обязательств, которые, я надеюсь, мы можем разделить. Онтология описывает дискретные непрерывности опыта, причем эстетический элемент проявляется в наших предпочтениях одних видов опыта другим. Это, конечно, идеи, которые, как мы ожидаем, будут разделять многие другие, а не необходимые обобщения; но если принять эпистемологические обязательства, вытекающие из этого онтологического основания, то общее объяснение - это то, насколько далеко мы можем продвинуться в направлении описательной определенности. Эмпирические, скептические прагматики не ожидают ничего большего, чем нечто полезное.

Таким образом, приняв на себя обязательство верить в то, что мы есть, и верить в рациональные основания веры, мы получаем основания для построения морали.

Обязательство должно быть, конечно, озабочено тем, как все морально значимые люди могут иметь справедливые шансы на удовлетворение своих предпочтений: то есть наше моральное обязательство - это трансперсональный последовательностный подход, и набор обязательств является полным.

 

ЧТО ЖЕ ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?

Конечно, с этим набором идей можно было бы сделать многое, но я начал с обсуждения автономии и границ.

Вопрос о границах представляется неизбежным. Границы любой теории определяются ее неявными предположениями, и, будучи скептиками, мы будем оспаривать эти предположения. Однако скептицизм не предполагает, что у нас не должно быть убеждений или что мы не должны операционализировать их как обязательства, а только то, что мы не должны выставлять их как уверенность. Как же нам решить,