Атомные шпионы. Охота за американскими ядерными секретами в годы холодной войны  - Оливер Пилат

«Бадо (Смит) очень встревожился, когда я завел разговор об оплате, — как-то раз доложил Лунан Рогову. — Думаю, он счел, что таким образом его действия вышли бы в другую, более нелегальную плоскость».

На своих процессах Смит, Мейзролл и Гальперин отрицали, что брали деньги, хотя записи Рогова показали, что они принимали мелкие суммы от 30 до 100 долларов. Ученые настаивали на том, что ими, как и Клаусом Фуксом и Аланном Нанном Мэем, двигали не денежные соображения. Смит и Мейзролл были осуждены за кражу военных тайн и приговорены к пяти и четырем годам тюрьмы соответственно. Гальперина судили и оправдали. Этим практически и исчерпывается значение этой тройки новичков (в деле атомного шпионажа), за исключением американских связей Гальперина и его неосторожной привычки записывать имена интересовавших его людей.

Хотя Гальперин родился в 1911 году в провинции Квебек, он получил некоторую научную и культурную подготовку в США. Агенты ФБР, наводнившие Канаду после разоблачений Гузенко, чтобы как можно быстрее проверить американские следы, не пренебрегли этим этапом в жизни Гальперина. Насколько тщательно они работали, мне стало ясно в Вашингтоне в 1948 году, когда доктор Эдвард Улер Кондон, тогдашний директор Национального бюро стандартов, упомянул в частном разговоре, что одного известного ему ученого только что отстранили от работы по причине сомнительной благонадежности только из-за того, что он внес некоторую сумму в фонд оплаты адвоката для Гальперина. Кажется, этот ученый знал Гальперина в Принстоне еще в начале тридцатых. На одном научном заседании в Гарварде в 1946 году американские ученые (включая и этого) стали говорить о том, в какую беду попал Гальперин и что у него осталась жена и дети и нет денег на адвоката. Затем среди тех, кто был знаком с Гальпериным в США, пустили шляпу, и упомянутый американский ученый, сын бывшего главного металлурга одной из крупных компаний медной промышленности, пожертвовал от себя 100 долларов.

По словам доктора Кондона, за исключением этого взноса в 1946 году, американский ученый не имел никаких связей с Гальпериным после Принстона. В то время в Вашингтоне много говорили о шпионах, и то, как поступили с ученым, казалось излишне суровым, учитывая, что за указанными фактами больше ничего не стояло. Зато эта история четко показала, что ФБР очень внимательно рассмотрело все американские контакты Гальперина.

В 1950 году, через месяц после вынесения приговора Фуксу, британские власти раскрыли, что имя Фукса впервые появилось в 1945 году в записной книжке Гальперина вместе с такими именами, как Эрик Адамс, бывший нью-йоркский инженер, которого в Канаде приговорили к трем месяцам тюрьмы за отказ свидетельствовать против Роуза, и майор авиации М.С. Найтингейл из королевских ВВС и монреальской телефонной компании «Белл», который также получил три месяца тюрьмы за защиту Роуза.

«Я бы хотел прояснить один факт, — заявил виконт Джовитт, лорд-канцлер, в палате лордов 5 апреля 1950 года, — вытекающий из речи, которую я произнес на прошлой неделе по поводу предложения достопочтенного лорда Вэнситтарта. Тогда я сказал, что некоторые заявления прессы о деле Фукса не соответствуют истине. Однако факт состоит в том, что в записной книжке человека, которого проверяла Канадская королевская комиссия, действительно встречается… имя Клауса Фукса. Канадские власти сделали эту записную книжку доступной для нас вместе с другими вещественными уликами. Последующие события, разумеется, придали этому имени смысл, которого оно не несло вначале…»

Записная книжка также стала доступна для ФБР, которое, само собой, выказало к ней больший интерес, чем Скотленд-Ярд, так как Фукс в 1946 году еще находился в Лос-Аламосе, готовясь закончить свое трехлетнее пребывание в Соединенных Штатах.

Канадский доклад, все еще недостаточно оцененный в США, пролил некоторый свет на долго существовавшую советскую сеть из профессиональных шпионов, с которой сотрудничали такие одаренные дилетанты, как Фукс и Мэй. Он раскрыл, что полковник Мильштейн, он же Мильский, заместитель начальника 1-го управления ГРУ в Москве, проводя ревизию в Западном полушарии в конце войны, больше интересовался тем, чтобы раздобыть для своих агентов новые «башмаки» (фальшивые документы, особенно паспорта, которые позволяли им переезжать из страны в страну), нежели чем-либо иным. Первым пунктом в повестке официальной беседы с Сэмом Карром, представлявшим канадскую коммунистическую партию, был вопрос: «Кто готовит паспорта, то есть что это за люди? Это не те старые сапожники, которые провалили дело еще пару лет назад?»

После того как на встрече Мильштейна заверили, что новые партийные «сапожники» вполне надежны, он сообщил, что его особо интересует защита одного очень важного агента, который тогда выдавал себя за студента университета в Лос-Анджелесе. 29 августа 1945 года, всего за неделю до побега Гузенко, Заботин телеграфировал генерал-полковнику Кузнецову, московскому начальнику Мильштейна, что сложная задача по приобретению паспорта «для нашего человека из Америки» наконец-то выполнена.

Сложная задача оставила множество улик. Когда Карра арестовали в 1949 году, через три года, в течение которых он скрывался в Нью-Йорке, и вернули в Канаду для суда, то его судили и приговорили к шести годам тюрьмы не за кражу секретов, а за подделку документов.

«Наш человек в Америке» добрался до нью-йоркского порта 2 сентября 1938 года. Он скромно нес при себе паспорт, выданный изначально на имя Игнация Витчака, натурализованного канадского работника с фермы, который поехал в Испанию в 1937 году, чтобы биться с лоялистами против Франко. Однако это был не Игнаций Витчак. Настоящий Витчак уже вернулся в Канаду без своего паспорта; паспорт потерялся, сказал он, когда он переплывал реку под Эликурси в Испании. На самом деле его паспорт, как и паспорта многих других членов батальона Маккензи — Папино из интербригады, были взяты под тем или иным предлогом и не возвращены именно для того, чтобы их можно было использовать для советских шпионов. Настоящий Витчак был холостяком; фальшивый же прибыл в Нью-Йорк с женой по имени Буня. Срок действия паспорта Витчака истек в 1942 году, но его можно было продлить до 1947 года. В задачу Сэма Карра входило раздобыть нужное досье из паспортного отдела, а потом подменить его сфабрикованной анкетой 1937 года с описанием и фотографией фальшивого Витчака и его прекрасной Буни вместо настоящего, но одинокого Витчака, чтобы при обращении за новым паспортом данные совпали с архивными. В какой-то момент у Карра возникли беспокойства, что реальному Витчаку может вздуматься опять поехать в путешествие, но Москва через Заботина заверила его, причем солгала, что ветеран испанской войны утонул в той самой реке, в которой якобы потерялся его паспорт.

Подпись на бумагах фальшивого Витчака пришлось подделывать в последнюю минуту, потому что Москва решила не откладывать дело до тех пор, пока успеет связаться с Калифорнией. Это было трудное, напряженное задание для Карра, которое усложнялось отказом его начальников выплатить 5 тысяч долларов на обещанные подкупы. Но в конце концов работу удалось проделать всего за 4 тысячи. Американские власти за все время очень мало раскрыли о фальшивом Витчаке. Говорят, что он действовал в Вашингтоне и Детройте, а также в Лос-Анджелесе.