The Phoenix Economy - Felix Salmon

столовую, телевизионную комнату или что-то в этом роде. Библиотека" или "кабинет" встречались гораздо реже. Далеко не всегда это было современным признанием вездесущности работы, скорее это было атавистическим пастишем той эпохи, когда джентльмены-автодидакты имели независимый доход и не нуждались в работодателе. Как таковой, он обычно встречался только в высшем проценте домов.

Вместо этого офис всегда был совершенно отдельным местом, профессиональной зоной, полностью оплачиваемой работодателем, который предоставлял все необходимое для выполнения работы в месте, предназначенном для того, чтобы не отвлекаться на непрофессиональные дела. Поездка на работу отрывала вас от личной жизни, как мысленно, так и пространственно, в то время как офис создавал зону занятости.

Когда мы спрашиваем, какую должность занимает человек в компании, или, если на то пошло, когда мы принимаем человека на работу и затем проводим его через процесс "вхождения в должность", мы используем пространственную метафору. Различные отделы существуют в разных физических пространствах, и в этих пространствах оргструктура отражается в плане рассадки. Исторически одним из основных способов обучения работников своей работе было физическое размещение за определенным столом, на определенном месте. Как любит говорить обозреватель Bloomberg Мэтт Левин, все есть рассадка.

Это, безусловно, относится и ко мне. Моя первая настоящая работа была стажировкой в журнале Euromoney в Лондоне - возможно, самый интенсивный шестимесячный опыт обучения в моей жизни. Я училась делать репортажи, слушая звонки коллег, сидящих рядом со мной. Я научился редактировать статьи, принимая от редакторов распечатки с пометками и внося изменения в электронную копию. Я узнала, как оформлять журнальные страницы, буквально сидя рядом с Элисон, арт-директором, и наблюдая, как она это делает.

К моменту окончания стажировки мне не предложили постоянную работу, отчасти потому, что в последнюю неделю декабря я слушал все разговоры вокруг о том, что никто не собирается приходить в офис 2 января, и сделал ошибочный вывод, что и мне не нужно этого делать. Тем не менее, в течение следующего года я по-прежнему приходил в офис почти каждый день, получая постоянную работу на внештатной основе, просто потому, что к тому моменту я уже понимал, как все работает.

В конце концов, меня попросили разработать дизайн нового журнала для Euromoney Publications, не потому, что у меня было какое-то портфолио или квалификация дизайнера, а просто потому, что я был там. Вскоре после этого редактор-основатель этого журнала, к тому времени перешедший в другую компанию, предложил мне работу в Нью-Йорке.

Все это произошло в течение восемнадцати месяцев, и все это произошло благодаря силе близости - той же самой силе, которая веками ранее сделала человека, занимавшего должность "конюха табурета", одним из самых влиятельных придворных в стране. У конюха табурета не было важной работы - в основном он просто развлекал короля, пока тот сидел на унитазе, и буквально убирал его дерьмо. Но такая степень близости и доступа оказалась невероятно важной, и эта должность была очень востребованной, и на то были веские причины.

Во время пандемии такая борьба за буквальное положение - угловой офис, или квазиприватность, когда ты сидишь спиной к стене, или стол, расположенный вдоль хорошо протоптанной дорожки, что позволяет застегивать пуговицы на проходящих мимо руководителях - исчезла в одночасье. В условиях удаленной работы, когда встречи и личное время тщательно планируются заранее, гораздо меньше случайностей и даже человечности - чувства личного общения, которое можно получить, просто открыв перед кем-то дверь.

Однажды летом 2021 года группа моих коллег из вашингтонской редакции Axios приехала в Нью-Йорк на встречу - один из первых случаев, когда группа моих коллег совершила коллективную рабочую поездку с начала пандемии. Я случайно оказалась в офисе и случайно писала о чем-то политическом. Я подошла к Алайне Трин, нашему лучшему репортеру из Конгресса, поговорила с ней пять минут и вернулась к своему столу воодушевленная, что помогло мне понять, насколько важны такие связи. Я не могу вспомнить, о чем мы говорили, но я легко помню ощущение, что впервые за несколько месяцев я действительно с кем-то работаю.

Джеффри Вест, один из ученых-эрудитов, изучающих сложность в Институте Санта-Фе (SFI), рассказывает о проекте, над которым он работал во время пандемии вместе со своим коллегой Крисом Кемпесом, а также Манфредом Лаубихлером и Дериком Пейнтером из Университета штата Аризона. Их еженедельные встречи, в силу необходимости, проходили через Zoom, но в какой-то момент, когда казалось, что вирус находится под удовлетворительным контролем, они встретились лично, в конференц-зале SFI. "За эти полтора часа мы сделали больше, - говорит Уэст, - в плане идей, воодушевления, записывания и так далее, чем за предыдущий год, когда мы встречались практически каждую неделю".

Без долгих дней, проведенных в офисе, и товарищеского общения, которое они порождают, вы будете гораздо меньше знать и понимать, чем занимаются ваши коллеги. Иногда отсутствие доверия может принести неожиданную пользу: Например, в 2021 финансовом году корпоративные информаторы сообщали о своих работодателях в Комиссию по ценным бумагам и биржам 6 900 раз - это более чем на 30 процентов больше, чем в предыдущем году. Как написал Мэтт Левин после обнародования этих цифр, «механизм, который здесь заложен - люди чувствуют себя оторванными от своей работы и нелояльными к своим коллегам, - не уникален для мошеннического бизнеса. Эта история - своего рода опережающий индикатор упадка морали и сплоченности группы в целом, поскольку так много работы выполняется из дома».

Кроме того, стало больше прекарности. У моей подруги Павии Розати есть история о ее первой работе в 1992 году в "Мирабелле", журнале мод для умных женщин. Она начала стажером в отделе моды и получила постоянную работу в качестве ассистента в фотоотделе после того, как предыдущая команда массово уволилась.

Павии сказали начать с регистрации фотографий, поэтому первые дни она занималась именно этим: регистрировала фотографии и очищала многолетние неучтенные снимки и съемки, со смутным любопытством рассматривая стопку информационных листов с фотографиями из других отделов журнала, которая скопилась на ее столе.

Однажды пришел арт-директор и спросил ее, нет ли у нее фотографий "Банды Баадера-Майнхоф" для статьи, которую он собирался подготовить. Павия ответила пустым взглядом, что вызвало тираду на тему ее некомпетентности со стороны менеджера. Едва приступив к новой работе, она столкнулась с тем, что ее ждет конец.

К счастью, главный редактор, Гей Брайант, услышала, что происходит, и подошла, чтобы вмешаться. Она увидела информационные листы с фотографиями, которые Павия аккуратно прикрепила на доске объявлений, и объяснила, что, когда приходит один из них с описанием и подробностями новой