Игры на выживание - Николай Собинин

Антип Петрович тем временем дернул молодого, лопоухого солдатика, занятого тем, что, сидя в стрелковой ячейке, связывал гранаты проволокой в связки по три штуки.

— Петюня, взводный где!

— Да к ротному вызвали, только перед вами ушел, — белобрысый паренек даже не посмотрел в сторону разведчика, занимаясь своим делом.

Еще несколько минут хождений по окопам — и они подошли к штабному блиндажу, закрытому бревнами в три наката. Здесь кучковались несколько советских командиров, устроив собрание после отбитой атаки противника. Разведчик разгладил ладонями форму, оправил ремень, после чего козырнул командиру:

— Тащкапитан, разрешите доложиться? — ротный с капитанской «шпалой» в петлицах лишь устало кивнул бойцу в ответ. — Тащстаршина, боевой приказ выполнен, разведка завершена, признаков обхода противников с фланга не обнаружено. В перелеске обнаружено неизвестное лицо. Заявляет, что является выжившим с разбомбленного фрицами санитарного поезда.

Взводный старшина с осунувшимся от усталости и недосыпа лицом, голова была обвязана окровавленным грязным бинтом, упер в Дикаря тяжелый взгляд.

— Что-то хреновенько он у тебя выглядит, Антип Петрович. Вроде здоровый, а вид как будто его в дерьме изваляли, и одежда дюже странная. Мазурик какой-то.

— Говорит, немчура химическим оружием состав бомбила. Потравился.

Старшина недовольно цыкнул в ответ:

— А он сам-то немой у тебя или что?

— Виноват!

— Ну, давай, рассказывай орелик, откуда ты такой красивый вылез?

Дикарь тоже хотел отдать честь, но потом решил не позориться, вспомнив, что стоит с непокрытой головой. Он скосил глаза на траншею, где расположилось пулеметное гнездо и расчет ПТРД. Единственная зацепка, которая у него была — это дата. Год, судя по всему, все же сорок первый: все бойцы вокруг ходили в обмотках, сапоги он увидел только на ногах командирского состава. Если ему не изменяет память, проблему с сапогами, вернее с их отсутствием, решили только в сорок третьем, а до этого солдаты Красной Армии воевали, в чем придется. Так что сейчас, по исчислению попавшего сюда отделения Красной Армии, либо конец лета сорок первого, либо сорок второй. Оставалось лишь надеяться, что в их мире ВОВ протекала по такому же сценарию, как и во Вселенной Дикаря. Эх, была — не была.

— Младший сержант Егор Журавлев, отдельный саперный батальон второго стрелкового корпуса пятидесятой армии Брянского фронта. — Господи, что он несет. — Участвовал в обороне на Брянском направлении. Потерял руку. Был эвакуирован в тыл по ранению. Санитарный поезд на пути следования был полностью уничтожен бомбардировкой немецкой авиации. Противник применил неизвестное химическое оружие. Отравился, чудом выжил. Больше выживших с поезда не обнаружил. С тех пор пробираюсь к своим.

Вроде складно выдал, не похоже, что прокололся с годом или названием части. Командирский состав многозначительно переглянулся между собой. Ага, они тут наверняка насчет кисляка голову ломают. Пусть еще подергаются, глядишь, его в покое оставят.

— Складно чешешь, сержант. Документы-то есть при себе?

— Никак нет, товарищ старшина. В поезде после ампутации лежал под морфием, очнулся уже под бомбежкой. Сидор свой не обнаружил. Выбрался из вагона в одном исподнем. Надышался химией, голова не на месте была. Одеждой и оружием разжился уже после, нашел подорвавшийся на мине немецкий патруль, там же обнаружил мертвого полицая. Вещи их.

Тут в разговор вмешался красномордый, раскормленный мордоворот в фуражке с васильковым околышем. Дикарю он не понравился с первого взгляда, чистенький, сапоги хромом сияют, словно только из кабинета, рожа заплыла, взгляд колючий и смотрит недобро. Пухлой рукой рукоятку маузера, торчавшую из деревянной кобуры, оглаживает, словно примеряется, как бы половчей его пристрелить. Типичный «молчи-молчи», особист. Он таких хмырей и в своем времени навидался. Не зря разведчик предупреждал на его счет. Опасный тип. А сейчас, судя по нездоровому блеску глаз, смотревших на него в упор из-под набрякших век, по особисту, видать, еще и перезагрузка крепко ударила. Адекватности от такой личности ждать не приходится.

— Да что там с ним разговаривать? Диверсант, с первого взгляда видно. К стенке паскуду, да и все разговоры. У нас новая атака на носу, некогда тут с ним цацкаться.

Ротный командир хмуро глянул на ретивого НКВДшника и осадил его низким голосом с нехорошей и слишком хорошо знакомой Дикарю хрипотцой.

— Остыньте, товарищ Нахрапин. Вам волю дай, так вы каждого окруженца под расстрельную статью подводить начнете. Посмотри на бойца — какой из больного да однорукого диверсант? То, что попал боец под раздачу, его вины нет, если не брешет, конечно. Но с этим потом уже разбираться будем. Нам бы сейчас о другом волноваться надо. Если противник не стесняется применять химическое оружие, — а мы уже с вами видели, что он не стесняется, — как думаете, что нас ждет в ближайшем будущем?

— Меня, товарищ Зотов, Родина направила защищать ее рубежи от разложенцев и предателей. И я это делать буду до последнего вздоха. Нюх у меня на вранье, а сейчас носом чую — врет этот субчик. Давай его ко мне в блиндаж, через час он нам все ставки, явки, пароли и приказы выложит.

Особист снова упер в Дикаря многообещающий взгляд. Так, дело принимает скверный оборот. У него не было ни малейшего желания отправляться на прогулку с этим начинавшим отъезжать в мир вечной охоты будущим пустышом. Добром для него это явно не кончится.

— Говорю же, остынь Семен Иваныч. У нас тут прорыв на носу, чертовщина какая-то творится, а ты все заговоры вскрыть пытаешься.

Договорить ему не дал очень характерный свист в воздухе. Все стоявшие вокруг, как один, попадали на землю. Дикарь, подстегнутый социальным инстинктом, тоже рухнул, где стоял. Рвануло неподалеку, противно просвистели в воздухе осколки, на голову посыпалась земля. Следом заныли новые мины. Немцы начали вторую атаку.

— Всем бойцам по местам, занять позиции. Ни шагу назад, товарищи, вы знаете что делать! — капитан забрал из рук ординарца ППШ и, согнувшись в три погибели, отполз к стрелковой ячейке. Следом за ним бойцы начали рассредоточение по своим местам. Дикаря за рукав дернул давешний разведчик — Антип Петрович.

— Так, паря, стрелять тебя пока, кажись, никто не собирается. Давай с нами, при мне побудешь. После боя посмотрим, что командиры насчет тебя решат.

Похоже, расстрел на месте откладывается на неопределенный период. Осталось только выжить в новой атаке гитлеровцев и пережить атаку мутантов. То, что они обязательно заявятся на грохот канонады, Дикарь не усомнился ни на миг.

Люди редко задумываются о собственной смерти. Не абстрактно: «вот когда-нибудь я могу умереть, когда буду старым и немощным, лежа в собственной постели», а вполне конкретно: «я что, умру прямо сейчас!?». Дикарь относился к большинству и к мыслям о смерти практически никогда не обращался. И уж тем более ему не доводилось бывать под минометным обстрелом. Улей предоставил ему две этих замечательных возможности одновременно.