Игры на выживание - Николай Собинин

В фильмах все это выглядело красиво — надрывный вой снарядов и мин, красочные, но не слишком точные взрывы, швыряющие тонны грунта в небеса, храбрые солдаты, мрачно пережидающие бомбежку в окопах. С места событий все выглядело под совершенно другим углом. Он никогда не задумывался, как много мыслей может пролететь в голове за ту пару секунд, когда уши терзает пронзительный свист падающей мины. И в течение этих мгновений, когда ты лежишь, скрючившись на дне окопа и гадая, прилетит ли смертоносный подарок в твое убежище или же он расшвыряет по округе внутренности солдата из соседней стрелковой ячейки. Эти секунды тянутся бесконечно, потому что не ясно, будет ли у тебя еще один шанс подумать после приземления снаряда или жизнь твоя оборвется здесь и сейчас. Никакой окопной романтикой тут и не пахло. Лишь липкий страх, сжимающий внутренности холодными пальцами.

Дикарь ватной рукой вытер пот и грязь со лба. После артобстрела дико захотелось курить, и это при том, что он никогда не страдал этой пагубной привычкой. Но вот сейчас все бы отдал за затяжку.

— Ты, я вижу, недавно на фронте? — старому разведчику не откажешь в наблюдательности. Пока Дикарь трясся от страха и сжимался в клубок на дне окопа, Антип Петрович наметанным взглядом с легкостью определил в нем необстрелянного новичка. И это притом, что ему явно сейчас очень нехорошо из-за отката — вон как лицо кривит от головной боли и слабости. Дикарь через это проходил и знает, о чем речь.

— Да меня, считай, в первом бою покалечило. На приступ рванули, вспышка, а очнулся уже в наших окопах, когда меня санитар на себе в медсанбат тягал. С той поры от взрывов в дрожь бросает.

Разведчик лишь понимающе хмыкнул в ответ.

— Да уж, вроде вот миномет-то плевый, пятьдесят миллиметров всего, а как мина взвоет, так сразу свет не мил. Залетит такой подарочек в окоп и тебе уже без разницы, гаубица в тебя попала или шутевая противопехотка.

Солдат задумчиво отряхнул колени от налипшей грязи, после чего уже более серьезно посмотрел на Дикаря.

— Ладно, браток, давай уже, приходи в себя, придется тебе чуток повоевать вместе с нами. К пулемету тебя не приглашаю, с одной рукой ты вряд ли с ним управишься, а вот что насчет противотанкового ружья? Ты с виду здоров как бык, даже со своим изъяном с этой дурой должен совладать. Давай, разбирайся, а мы с Глебкой пойдем «максим» наладим, а то вишь какая неприятность с Сажиным и Твалидзе приключилась. Придется теперь уже нам из пулемета немцев шугать. Проверить только сперва надо, чтобы кожух осколками не побило, а то дело швах.

Пулеметному расчету дальше по траншее действительно не повезло. Небольшая противопехотная мина залетела прямиком в их окопчик, разорвав тела в клочья. «Максим» перекосило, сорвало броневой лист пулевой защиты, его ствол в толстом, водяном кожухе печально уставился наверх. Сейчас разведчик вместе со своим вторым номером с натугой ставил его на свое место. ПТРД, с которым разведчики возились до минометного обстрела, осталось стоять прислоненным к стенке окопа рядом с Дикарем. Тот критически осмотрел допотопную железяку, больше похожую на чересчур длинный лом. Система противотанкового ружья Дегтярева была максимально простой и надежной, чтобы любой простофиля мог в ней разобраться. Оттягивай массивный затвор назад, суй патрон в патронник. Перезаряжать ее одной рукой будет не слишком удобно, но, по идее, он должен справиться, тут Антип был прав.

Немцы не стали затягивать с новой атакой: как только отгремел последний взрыв, на вырубку вновь вышли цепи солдат в серой форме, выползла четверка танков с белыми крестами на броне. Они постреливали из пулеметов и периодически притормаживали, чтобы дать выстрел по позициям артиллеристов. Там стояло всего две пушки-сорокапятки, но они вполне могли понаделать дыр в не слишком толстой броне немецких «двоек». Обстрел пока что шел с нулевым результатом и с той и с другой стороны, но это лишь вопрос времени и расстояния. Прошлая артиллеристская дуэль осталась за советскими солдатами, потеряв одну пушку, они смогли вывести из строя две немецких бронемашины.

Дикарь, пользуясь тем, что до немцев пока было слишком далеко, приблизился к разведчику и потрогал того за плечо. Антип резко обернулся, но увидев, кто его побеспокоил, сразу же расслабился.

— Ты чего не на позиции, давай к оружию, немцы подползают!

— Антип Петрович, у вас тут ведь тоже какую-то химию фашисты применили? Или я ошибаюсь?

Тот цепко посмотрел в ответ.

— Было такое: дым пустили такой вонючий, что думал, помру от этой вони. Голова теперь трещит так, что мочи нет. А чего спрашиваешь?

— Ты это, если вдруг увидишь, что из наших кто-то ведет себя странно, не реагирует ни на что или попытается напасть на своих — ты его обезоружь и свяжи. Лады?

— А с чего бы такому случиться? Недоговариваешь, Егор!

— Да ничего такого, просто доводилось видеть странное, как после дыма этого люди начали друг на дружку с голыми руками бросаться, душить и всякое такое. Словно помутнение рассудка. Так что ты держи ушки на макушке, мало ли.

— Ну, добре, учту. Все, шуруй к себе, некогда больше лясы точить. Глебка, итить тя в грызло, чего там с лентой возишься, как завтра надо?! Шевелись, давай, сонная тетеря!

С чувством выполненного долга, уже не обращая внимания на словесную перепалку солдат, Дикарь вернулся к себе в окоп. Шансы на то, что именно разведчик окажется иммунным, не слишком высоки, но и явных признаков наступающего обращения у него пока не было заметно. В отличие от того же ротного капитана: он при разговоре хрипел как рваный аккордеон; или вон взять его напарника Глеба; характерный рассеянный, отсутствующий взгляд, апатия, пожилому разведчику постоянно приходится его понукать, чтобы тот шевелился. Скорее всего, уже в самое ближайшее время солдаты с обеих сторон начнут потихоньку обращаться, как уже однажды было на заставе в Москве. И этот процесс вполне может стать опасным и непредсказуемым для окружающих. Мало того, что они могут просто-напросто наброситься прямо в разгар боя на ничего не подозревающих бывших друзей и сослуживцев, так с теряющего здравомыслие будущего пустыша станется причесать из автомата окружающих его людей. За примером далеко ходить не надо — НКВДшник едва не поставил Дикаря к стенке не далее, как двадцать минут назад.

Он был даже рад, что его окоп находился в самом дальнем конце траншеи. Тут у него намного меньше шансов нарваться на «дружественный огонь». Да и рвать когти в лес в случае чего удобно — кусты начинались буквально за спиной. Дикарь бы прямо сейчас рванул в них, предоставив извечным врагам разбираться между собой, но пока для бегства слишком рано. Его могут свои же просто шлепнуть очередью в спину, как предателя и труса. Стоило подождать, пока солдаты втянутся в бой, все их внимание будет поглощено противником. Да и вообще: сбегать с войны, о которой он столько читал и слышал, казалось чем-то позорным и низким. Вроде бы в Улье все это уже не имеет никакого значения, да и вообще дела давно минувших дней, но все же что-то не давало Дикарю просто взять и сбежать отсюда, несмотря на огромный список потенциальных угроз и проблем, вытекавших из этого его решения.