Игры на выживание - Николай Собинин

— Я, Антип Петрович, знаю, о чем говорю. Ему совсем немного осталось, еще чуть-чуть и совсем рассудок помутится. Так что зафиксируй напарника своего, не усугубляй.

Солдат долгим тяжелым взглядом посмотрел в глаза Дикарю, открыл было рот чтобы что-то сказать, но, как видно, что-то такое там увидел, из-за чего передумал и, лишь тяжело вздохнув, встал и подошел к Глебу, все также сидевшему на земле с отсутствующим видом. После чего завел руки за спину своему напарнику и накинул ему на кисти рук лямку вещмешка. Молодой боец по-прежнему продолжал игнорировать все вокруг, полностью погрузившись в себя.

Дикарь с раздражением подумал о том, что надо было бы вообще вышибить мозги будущему пустышу, но как на это отреагирует старый разведчик, лучше даже не предполагать. Да и не по-людски это как-то: ведь технически Глеб еще человек, а не пустыш. К тому же не слишком-то опасен свежий зараженный, Дикарь с ним и одной рукой справится. Нагляделся уже на таких, они поначалу все вялые и пассивные. Это уже потом, если им повезет отожраться чуток мясной пищей, начинают шустрить, а пока проблем доставить он не должен.

Над полем боя повисла обманчивая тишина, прерываемая пением птиц и стрекотом кузнечиков; лишь густой чадный дым, поднимавшийся над разбитыми танками, да валявшиеся там и сям трупы портили общее мирное впечатление. Но вразрез с миролюбивым окружением, Дикарь ощутил все нарастающее внутреннее беспокойство. Он закрутил головой, но пока на горизонте не было видно ничего опасного. Однако, он прекрасно понимал, что это временно.

— Антип Петрович, у тебя пулемет готов к стрельбе?

Тот лишь мрачно пожал плечами в ответ.

— Вот ленту добью, чуток осталось — и можно заправлять.

— Поторопись, скоро он нам может понадобиться!

— Охолони, хлопчик, немцам нос утерли до красной юшки, теперь еще не скоро сунутся.

— А кто тебе сказал, что я про немцев говорю? Заряжай, не спорь.

Солдат недовольно пробурчал что-то в ответ, насупился еще больше, то ли от головных болей, то ли от недовольства, но просьбу Дикаря выполнил, изготовив оружие революции к стрельбе.

На позициях левее внезапно раздались невнятные вопли, а спустя минуту вспыхнула заполошная стрельба. Пожилой разведчик, и до этого сидевший как на иголках, сейчас резко подскочил на месте, с явным желанием присоединиться к всеобщему веселью.

— Плохая идея, Антип Петрович. Оставался бы ты на месте.

— Но там же стреляют! Наши стреляют! И не в немца, как не погляди. Может, их с тыла обошли?

— Ты никому там ничем не поможешь, разве что на шальную пулю нарвешься. Лучше сиди за своим пулеметом и бди.

— Хочешь, чтобы я своих на произвол судьбы бросил, гнида? — вспышка внезапного гнева потухла так же стремительно, как и возникла, теперь он выглядел совершено разбитым и потерянным.

— Расслабься, говорю.

— Что там, черт тебя дери, вообще творится?

— А то же самое, что и с Глебом! Люди массово с ума сходят. Ты врач? Нет, не врач. Да даже если бы и был врачом, толку от этого никакого. Так что не дергайся, сделай одолжение себе и мне.

— А как же немцы? Что, если они сейчас опять в атаку попрут? Кому отбиваться?

— Да расслабься ты, у немцев такая же катавасия творится, некому там в атаку сейчас идти, да и не будет уже.

— Ты же говорил, что это они нас химией потравили? Зачем им самих себя убивать?

— Не химия это, Антип Петрович. Считай, что все вокруг заразились страшной болезнью.

— И ты тоже?

— И я. Но у меня иммунитет, устойчивость к заразе. Правда, как сам видишь, со мной болезнь обошлась тоже не слишком ласково.

— Да уж, вижу. Выходит, ты все наперед знал? — еще один тяжелый взгляд советского бойца пригвоздил Дикаря к земле.

— Знал, только толку от того знания? Не помог бы я никому, от этой болезни лекарства нет. По крайней мере, я про него не слышал. Вероятнее всего, пустись я в разговоры про неизлечимую болезнь, меня бы просто ваш особист как разложенца шлепнул и дело с концом. Сам видел, как у него руки на это дело чесались, повод только дай. Да ты сам бы покрутил пальцем у виска и все. Что морщишься, скажешь, нет? Так и было бы, поверь мне на слово. Скажи-ка мне лучше, как ты себя чувствуешь?

— Голова трещит, сухость, во всем теле слабость. И под ложечкой сосет неприятно, словно я сивухи напился вчера без меры. Я теперь тоже, как Глеб слягу, да? — он с мрачностью и одновременно с надеждой посмотрел на Дикаря.

— Пока рано говорить, время покажет. На вот, хлебни, полегчает.

Дикарь сунул ему в руки флягу с живчиком. Нехороших симптомов у него не было заметно, голос не хрипел, взгляд хоть и осоловелый, но осмысленный. Остается надеяться, что ему повезет. Мужик этот понравился Дикарю своей основательностью, какой-то природной кондовостью; на таких вот людях, от земли, всегда все держится, они словно прочное основание любому начинанию. К тому же разведчик явно умел воевать, а в Улье это всегда полезный навык, он мог пригодиться впоследствии.

— Ох и вонючая же бурда! — он скривился от запаха живчика. Дикарь невольно усмехнулся, вспомнив свою собственную реакцию на главный напиток всех иммунных.

— А где ты видел, чтобы лекарство было вкусным?

— Твоя правда.

Солдат приложился к фляге, с гримасой проглотил и замер, прислушиваясь к собственным ощущениям. По его удивленной физиономии можно сделать вывод, что эффект от живчика он прочувствовал на себе в полной мере. Да и внешне заметно оживился, можно сказать, духом воспрянул.

Между тем суматоха на позициях советских войск нарастала, там и сям можно было услышать невнятные крики и шум, периодически перемежающиеся со стрельбой. То же самое можно было заметить и в окопах фрицев — там тоже стреляли, правда, криков из-за расстояния не было слышно. Как видно, обращение зашло в финальную фазу: тех, кто стоит на ногах, остается все меньше, а вот пустышей становится все больше и они массово набрасываются на своих бывших сослуживцев, на предмет перекусить мясным. Похоже, что этот кластер, с куском Второй Мировой войны на нем, относится к разряду сверхбыстрых, если верить классификации из буклета Холода. На московском кластере все происходило не в пример вальяжнее и неторопливее, на полное обращение людей потребовалось больше суток, проходил этот процесс с разной скоростью. Здесь же первые пустыши появились спустя всего пару часов после загрузки, обращение шло резкими темпами. Словно подтверждая мысли Дикаря, за его спиной завозился в путах, невнятно и слабенько заурчал Глеб. Дикарь присел на корточки рядом с бывшим солдатом и заглянул ему в лицо. За прошедшие полчаса тот неузнаваемо изменился: зрачок ненормально расширился, практически поглотив радужку, белок набряк нездоровой желтизной; мимические мышцы лица расслабились и обвисли, словно намекая на то, что бывший разведчик уже никогда не сможет улыбаться или хмуриться, разве что противно урчать. Антипа тоже привлекло ненормальное поведение его напарника, он приблизился и с нарастающей тревогой принялся его разглядывать.