Год жизни. Как прожить его так, словно он последний - Стивен Левин

Спокойно погрузитесь в сердце и слушайте. Если на ум не приходит никакой песни, терпеливо пребывайте в смирении. В сущности, если вы никогда не отыщете свою песню, но вместо этого углубите безвременное пространство терпения, на смертном одре это может помочь вам ничуть не меньше. По мере возникновения строк оценивайте их. Наблюдайте, какие строки остаются, когда другие забываются. Экспериментируйте.

Отыскание песни – один из моментов, связанный с поиском своего лотоса. Начните ежедневно петь (пение – мощный инструмент отпускания) тот мотив, который вам явился, будь то песнопения госпел или рок-н-ролл, и пусть ваше сердце сделает остальное. У некоторых людей мотив будет меняться каждые пару месяцев на протяжении года. Однако каждый – неважно, какую песню он поёт – со временем обнаружит, что секрет пения – в слушании, а не извлечении звука, а сердце и ум сомкнутся воедино, благодаря чему раскроется интуиция и «тихий внутренний голос» незаметно станет громче. Каким бы ни было песнопение, оно приблизит нас к благодати, нашей изначальной природе и Царству Небесному, что внутри нас.

Если вы думаете, что это упражнение можно просто пропустить, ведь петь – так неловко, представьте себе, насколько обескураживающей может быть смерть, в которой не найдётся места сердцу.

Послушав некоторые мои истории, связанные с пересмотром жизни, Ондреа купила мне новый джазовый барабан, чтобы я смог заново открыть для себя радость дней своей юности, когда был музыкантом. И я ощутил восторг, я играл и пел без стеснения, наполняя полными радости звуками этот священный простор, чего не мог сделать многие годы – мне казалось, моя песня была недостойна того, чтобы посвятить её Богу.

Если вам хочется более глубоко настроиться на точку, из которой возникает эта песня, познакомьтесь с сочинениями духовных поэтов – Руми, Кабира и Мирабай.

В свои пятьдесят восемь я слышу, как люди, которым исполняется тридцать, жалуются на то, что стареют. Меньше выносливости, они говорят, чаще мучает метеоризм. Воспаление локтевого сустава и новые очки. В сорок они борются против своего тела. Пищевые добавки, бег трусцой, отжимания. В пятьдесят они чувствуют, что потерпели поражение. Для той части нашей личности, которая отождествляет себя с гибким телом и хорошей памятью, старение – это утрата. В своём сопротивлении переменам мы упускаем из виду один из важнейших моментов, подготавливающих нас к смерти, и один из великих уроков в непостоянстве.

Старение учит нас направлять свою жизненную силу внутрь. Это наглядное подтверждение того, что сознание постепенно притягивается к центру, подобно тому, как это происходит во время смерти, позволяя отдалённым от центра точкам (включая внешние органы чувств) самим позаботиться о себе. Возможно, поэтому столь многие люди преклонного возраста говорят, что в душе чувствуют себя юнцами.

Постепенное увядание тела захватывает воображение. Это медленная медитация на кладбище. Это наше отражение в окне похоронного зала. Оно напоминает нам, сколь короткой может быть жизнь и сколь прекрасной она может стать.

Телу требуется примерно семь лет, чтобы обновились все его клетки. По мере нашего старения изначальные «заводские запчасти» становится всё сложнее достать. Мы соглашаемся на использованные и восстановленные детали. Некоторым даже заменяют их части, на уже бывшие в пользовании. Мы пробегаем всё меньше километров на литр бензина, и в конце концов после нескольких попыток протащить себя дальше нам приходится оставить безжизненное тело на обочине. Отсюда следует пройти оставшийся путь в одиночку, руководствуясь лишь собственным сердцем.

Перевернув последнюю страницу календаря, мы с Ондреа взглянули друг другу в глаза и попрощались, и наши сердца откликались благодарностью на все уроки – приятные и неприятные, – которые предложила нам жизнь. Хотя годовой эксперимент – всего лишь искусная иллюзия, сон, способный пробудить нас ото сна, мы заметили, что испытываем определённую печаль при мысли о том, что наши жизни близятся к предполагаемому концу.

Ещё до того, как открыть глаза второго числа этого месяца, я почувствовал этот трепет. Страх принялся за оценку ущерба. Он составлял перечень того, что умерло, список потерь. Я огляделся в комнате и понял, что всё, на что падал взгляд и что когда-то приносило мне удовольствие, теперь превращается в источник боли. От того, что, возможно, придётся покинуть мою хорошо устроенную жизнь, воздух сгущался и тяжелел. Наши собаки, нетерпеливые по утрам, обнюхивали нас, а новое солнце светило над горами, покрытыми шапкой снегов; при этом невозможно было не замечать, что жизнь может быть чрезвычайно радостной и что придётся полностью её оставить. Богатства, которые приятно получать, но больно возвращать. Предвкушение горя.

Стало ясно, что пришло время для последних приготовлений. Поэтому я начал несколько больше экспериментировать с практикой пхова, которой мы занимались на протяжении всего года. Пхова – это искусство и наука переноса сознания в тибетском буддизме, способная высвобождать жизненную силу из тела. Это намеренный и форсированный подъём нашего духа (ощущаемого как вибрирующее облако энергетических ощущений, становящееся тем явственнее, чем продолжительнее процесс и наше сосредоточение) от живота через сердце и длинный горловой проход, затем выше, через лоб и макушку головы, где энергия проецируется в образ света, представляемый над головой. Говорят, что некоторые тибетские монахи, применявшие эту мощную практику, успевали покинуть свои тела до того, как расстрельная команда китайских захватчиков успела нажать на курки.

Пхова – это практика, способная очистить канал, через который проходит жизненная сила, когда наиболее правильным образом покидает тело. Очевидно, что если достигнуть в этой практике совершенства, с её помощью можно будет сознательно вызвать смерть. Это «собирание света» внутри грубого тела, который поднимается, чтобы слиться с чем-то ещё более тонким за его пределами. Традиционно жизненная сила переносится в некий визуальный священный образ, пользующийся глубоким уважением, будь то Будда, Иисус, Мария или просто наше изначальное сияние в виде прекрасной сферы света прямо над головой. Я нахожу, что работа непосредственно со светом как таковым устраняет многие концептуальные искажения.

При поиске простого практического приложения этой достаточно сложной традиционной тибетской практики нам показалось вполне допустимым и естественным объединить определённые элементы пховы с огромными возможностями прогрессивных медитаций на «энергетические центры», способствующими обретению целостности и освобождению. В одной традиции эти энергетические центры называются чакрами, в другой – уровнями сознания. Некоторые просто рассматривают их как состояния ума, ведущие к состояниям бытия. Результатом такого сочетания практик является «медитация восхождения», открывающая канал к более высоким уровням сознания, которые делают жизнь полнее и могут оказаться полезными в момент смерти. Мы шутливо называем эту медитацию «медитацией жаворонков». Страх, что подобного рода практика ускорит наступление смерти, беспочвенен; практики раскрытия, подобные этой, обогащают наше рождение.