Записки датского посланника при Петре Великом. 1709–1711 - Юст Юль

Затем царь, в сопровождении всех присутствующих, поехал за 5 верст от Петербурга к месту бывшего Ниеншанца[131], от которого еще уцелела часть вала. Туда привезли два пороховых ящика, изобретенных вице-адмиралом Крейцом. Ящики были обвиты веревкой и вообще устроены наподобие тех, что на языке фейерверкеров называются Mordslag. В каждом заключалось по 1000 фунтов пороха. Такими ящиками предполагалось сбивать валы и стены (неприятельских) крепостей и взрывать неприятельские суда. К крепостной стене ящик должен быть приставлен вплотную, а к неприятельскому судну поведен в брандер и зажжен у корабельного борта. Когда подожгли (привезенные) ящики, приставив их к остаткам старого вала Schanter-Nie, то они пробили вал на половину его толщи, при(чем) взрыв был так силен, что в самом Петербурге, за 5 верст от места опыта, задрожали окна: подо мной же и другими стоявшими тут зрителями, как от землетрясения, заколебалась земля, а (на Неве) потрескался лед, так что, когда мы возвращались домой, он во многих местах не мог нас держать, между тем как (из Петербурга) мы ехали по нему (в безопасности). Из (Ниешанца) отправились в царский дом. Пробыв там часа два, я откланялся (царю) и в тот же вечер пустился в путь в Новгород, где (должен был) найти моих людей и вещи, которые были мною туда направлены. Проследовав ночью через Дудергоф, находящийся в 30 верстах от Петербурга, я продолжал ехать до утра. (Ночью) началась оттепель.

17-го. В 10 часов утра прибыл в Вопшу (?Wotser), в 60 верстах от Петербурга. Все дома, попадавшиеся мне на пути, построены из бревен, как в Норвегии; вместо окон в них пробиты лишь небольшие четырехугольные отверстия, (снабженные) наружными ставнями. У крестьян вовсе не видно свечей; вместо них зажигают сухие еловые щепки, локтя в два длиной, называемые лучинами. Так как в здешних крестьянских избах всегда тепло, то дети месяцев шести и старше ползают в них по полу почти голые. Когда я входил в избу, в печи разводили жаркий огонь; (но), за отсутствием (здесь) дымовых труб, комната тотчас наполнялась дымом, и если я хотел предохранить от него глаза и горло, то должен был, по примеру мужиков, сидеть на полу.

Я должен был всюду подолгу останавливаться, чтобы кормить лошадей, так как дорогой мне их не меняли, и я до (самого) Новгорода ехал на тех, что мне дали в Петербурге.

Ко мне в качестве стражи приставлены были капрал и пять солдат, все русские (родом).

Вечером прибыл я в Большево (?Bolscko), в 80 верстах от Петербурга.

Ингерманландия, через которую я до сих пор ехал, вследствие войны повергнута в крайнюю бедность и (испытывает) недостаток в зерне и хлебе. Бедняки сушат в печи отруби, которые в Дании даются (только) лошадям; потом, мелко истолокши, мелют их на ручной мельнице и из получаемой таким путем ужасной муки пекут хлеб, (замешивая тесто) на теплой воде.

(На стоянках) везшие меня мужики ложились на печь, чтоб открыть себе поры, а затем снова шли на холод; солдаты (же) ходили кругом двора и караулили дом.

(Из Большева), сделав 37 верст, я приехал в Зверинское[132], в 70 верстах от Новгорода. Там есть русский монастырь. Сильно таяло, дорога была тяжела, а лошади плохи.

В Дании, для того чтоб лошади стояли смирно, возницы свистят; в России (же), наоборот, лошади приучены так, что при свисте мчатся во весь опор.

18-го. Выехал я из Зверинского в 9 час. утра. (Продолжало) таять, шел сильный дождь, так что сани мои волочились по голой земле. К 4 ч. пополудни, (сделав) 30 верст, я прибыл в Поляны, в 45 верстах от Новгорода. Приехал в монастырь Вяжищи, в 35 верстах от Полян и в десяти от Новгорода.

19-го. Выехал из Вяжищ в 10 часов; (приехав) в Новгород, я сначала остановился у своего знакомого подполковника Манштейна, (но) потом мне отвели квартиру в доме купца Михаила Ивановича Zarticho. Калмык по происхождению, (он) был некогда продан одному (русскому?) купцу, по смерти которого женился на его дочери и таким образом стал собственником всего имущества своего (бывшего) хозяина. Как только я пришел к нему, он поднес мне огромный (каравай) ржаного хлеба, тарелку варенья, жбан меду и (жбан) пива. Хотя (на новой квартире) мне было очень тесно, зато (в ней) было тепло и сухо.

Царь, приветствуемый пальбой из орудий, приехал (в Новгород) в 9 часов вечера, пробыл (там) всего несколько часов (и) отправился далее на Москву. Любопытно, что, путешествуя по России, царь, ввиду малочисленности своей свиты, ездит не в качестве царя, а в качестве генерал-лейтенанта и на этот конец берет у князя Меншикова (особую) подорожную. Так как по всей России приказания князя исполняются наравне с царским, то (с этой подорожной) царь едет день и ночь без малейшей задержки.

Дорогой из Петербурга в Новгород я сделал наблюдение, что дома по всей Ингерманландии весьма грязны, плохи и (построены) в один ярус, но (что) за русской границей они сейчас же становятся чище, красивее и вырастают в два яруса, (из которых) верхний служит для жилых помещений, а нижний для кладовых (и) погребов, где народ хранит съестные припасы, напитки и другие хозяйственные принадлежности.

20-го. Прождал в Новгороде моих людей и вещи, которые (должны) были (прибыть) из Нарвы. Ездил верхом осматривать город. Состоит (он) из множества плохо построенных и беспорядочно разбросанных деревянных домишек, подобных крестьянским домам в Норвегии. Такие дома продаются за два, за три, (самое) большее за четыре рубля каждый. Город полон церквей и монастырей. Лучшим украшением церквей служат (их) высокие купола, вроде тех, что в архитектуре зовутся des domes. (Они окружены) многими маленькими вышками. Колокольни стоят в небольшом расстоянии от церквей; (на) самих же церквах русские никогда колоколов не вешают. Недавно в Новгороде был большой пожар, причем часть (его) церквей сгорела, а часть попорчена огнем. Куполы или domes выведены дранью и покрыты свинцом; иные позолочены, иные украшены изящной старинной живописью. Внутри города есть крепость вроде Ивангородской, со стенами и башнями. Кругом города также есть вал, но он разрушен, и через него почти всюду можно переехать в повозке. Улицы мощены бревнами вместо камня.

21 декабря в 6 ч. утра, после затруднительного путешествия и больших опасностей, мои люди и вещи в сохранности прибыли в Новгород. (По дороге) лед (на реках), а также болота, нигде нас не держали, и людям моим во многих местах приходилось переводить лошадей (в поводу) и (затем) самим перетаскивать через лед сани. Во (всем) виноват был нарвский комендант: пока были хорошая погода, мороз и санный путь, он моих людей задерживал, а доставил им лошадей лишь через 8 дней после назначенного (для отъезда) срока, как раз в то время, когда начало таять. И вот им пришлось ехать 182 версты из Нарвы в Новгород в санях, не меняя лошадей, по беспутице (:ибо, как сказано выше, наступила сильная, необычная в это время года оттепель:). Как убедил меня дальнейший опыт, все русские (имеют те же особенности), что и нарвский комендант. Если им и велено сделать что-нибудь для того или другого лица, они все же не исполняли приказания, до тех пор пока их не вынудят к тому угрозами или не купят свое право за деньги. Крайне невежливый (ко мне) во все время моего пребывания в Нарве, комендант Зотов (после моего отъезда) кончил невежливостью и относительно моих людей, которые (впоследствии) рассказали мне, что (с ними) случилось следующее. Когда я только высадился в Нарве, мне на несколько дней одолжили из царского буфета некоторые хозяйственные принадлежности, для пользования ими (впредь) до получения с судна собственных вещей; все эти (принадлежности), как только я получил мои (вещи), я приказал отдать царскому дворецкому и затем целых десять недель оставался в городе без того, чтобы ко мне были предъявлены какие-либо (на этот счет) требования. Когда же люди мои собрались уезжать, комендант выдумал, что недостает одного медного подсвечника, который (будто бы) возвращен не был. Хотя то было несправедливо, тем не менее люди мои предложили заплатить за (подсвечник); стоил он самое большое две датские марки. Но комендант не хотел денег, а (требовал) непременно самый подсвечник (и) угрожал, что (иначе) не отпустит моих людей и вещи. Поняв, однако, несостоятельность подобной (придирки), он измыслил новую (и объявил) моим людям, что намерен задержать их за то, что я без позволения принял к себе (в услужение) одного нарвского жителя, а именно Христиана Эйзентраута, (которого я взял) в качестве дворецкого и толмача, так как он знал по-русски. На самом же деле человека этого, как хорошо было известно коменданту, я принял с разрешения царя; а потому комендант, видя, что и этот (мнимый повод) не годится, придумал новую неприятность. Когда людям моим была доставлена (лишь) половина (того числа) лошадей, которое нужно было для дороги, он стал грозить им, что, если они немедленно не пустятся в путь на доставленных лошадях, он велит увести лошадей. Однако люди мои не обращали внимания на его выдумки и сварливость и продолжали настаивать на (том, на что имели) право, пока наконец, после долгого шума и препирательства с ним, не получили достаточного количества лошадей.