Настоящая любовь - Сара Данн

Я чувствовала себя так, словно готова была взорваться. Не рассказывать никому? Обо всем, что я делала в своей жизни, я всегда рассказывала кому-нибудь. Но по какой-то причине в этот раз я не стала ничего и никому рассказывать. В течение целых шести лет я хранила секрет этого плутоватого маленького индийца, и секрет этот жег меня изнутри, жег и жег, но теперь смотрите: я все равно не выдержала и разболтала.

Не говоря уже о том, что трудно сохранить все в тайне, есть еще одна проблема: я не могу представить себе, что обманываю кого-то. Быть может, втайне я рассчитываю, что от этого становлюсь хорошим человеком? Боюсь, так оно и есть. Разве время от времени меня не охватывает восхитительное чувство своего морального превосходства? Можете ставить десять к одному, что так оно и есть. Хотя если взглянуть на это с другой стороны… Может быть, единственная причина, по которой я не стала плохим человеком, заключается в том, что я боюсь им стать. Если вы остаетесь хорошим из страха, если страх удерживает вас от глупостей и неприятностей, это ведь не считается, правда? Вы просто боязливая, робкая и застенчивая личность, которая живет маленькой, безопасной жизнью, а мысль о том, что для такого образа жизни требуется душевное и моральное мужество — это, знаете ли, чушь собачья.

Как бы расстроена я ни была из-за романа Тома и Кейт, вам, вероятно, следует знать, что я все время была готова принять его обратно. Я сама никогда в этом не сомневалась. Хотя это звучит довольно странно, учитывая, что я всегда считала себя женщиной, которая не прощает предательства. И неоднократно говорила об этом Тому. Я говорила ему, что на свете есть женщины, готовые простить сексуальную неверность, женщины, которым достаточно швырнуть тарелку в голову изменника, а потом забыть и попытаться начать все сначала, но я-то не принадлежу к их числу. И сама в это верила. Причем верила искренне. Все обстояло так, словно мне удалось выстроить свою личность вокруг собственного представления: вот она — женщина, которая не потерпит ничего подобного. Только реальность оказалась совершенно другой. У меня возникло чувство, что мне необходимо срочно произвести внутреннюю переоценку.

Но это вовсе не означало, что я собираюсь облегчить ему жизнь. Собственно говоря, совсем наоборот. И по окончании мизансцены на ступеньках я отправила Тома на все четыре стороны. Вошла в квартиру, позвонила Корделии и Бонни. Мы встретились за ленчем.

— Я сказала ему, что мне нужно некоторое время, чтобы все обдумать, — начала я рассказ, после того как мы уселись за столик.

— Тебе это в самом деле необходимо, — сказала Корделия.

— И я сказала ему, что занималась сексом с другим после его ухода.

— Ты сказала ему об этом? — переспросила Бонни.

— Да, — ответила я.

— И что он ответил?

— Собственно, ничего, — ответила я. — Просто спросил, может ли вернуться.

— Он сошел с ума, если рассчитывает вернуться, — заявила Бонни.

— Знаю, — согласилась я. — Именно так я ему и сказала.

— Хорошо, — заметила Бонни.

— И тогда он спросил, может ли он что-нибудь сделать, ну хоть что-нибудь, и я ответила: «Знаешь, наверное, ты можешь попытаться завоевать меня снова».

Бонни разгладила желтый свитер на своем огромном животе и одобрительно кивнула.

— Ты этого хочешь? — спросила Корделия.

— Я не знаю, чего хочу, — ответила я.

Корделия пристально взглянула на меня.

— Не думаю, что имеет какое-нибудь значение, чего же мне хочется, — заметила я.

— Естественно, имеет, — возразила Корделия.

— Мне, например, хочется, чтобы ничего этого не случилось, — сказала я.

— Отлично, — согласилась Корделия. — Тогда чего же ты хочешь?

— Не знаю, — отозвалась я. Потом целую минуту думала. — Знаете, на что это похоже? Вот если вы сломали или разбили какую-то вещь, а потом попытались ее склеить. Так вот, как ни склеивай и ни чини, она все равно уже не будет такой, как раньше.

— Все будет еще лучше, чем раньше, — заверила меня Бонни. — Он обманывал тебя.

— Все может быть лучше, чем было раньше на самом деле, — отозвалась я, — но все равно хуже того, что, мне представлялось, у меня уже есть.

И, пожалуй, это и раздражало меня сильнее всего. Я начала понемногу привыкать к мысли о том, что жила в мире грез, что мои ощущения наших с Томом отношений и то, что было между нами на самом деле, — это несравнимые вещи. Но смириться с тем, что подобное возвращение к реальности оказалось таким успешным, я еще никак не могла. Я любила грезить и мечтать. Любила фантазировать. У меня всегда были проблемы с реальностью и при лучших обстоятельствах, а сейчас обстоятельства были далеко не самыми лучшими.

— По крайней мере, ты спала с другим, пока его не было, — заметила Корделия.

— Ты случайно теперь не жалеешь об этом? — спросила Бонни.

— С чего мне жалеть об этом? — поинтересовалась я.

— Потому что если ты снова станешь жить с Томом, то до конца жизни у тебя в голове будет крутиться кино с этим парнем в главной роли.

— Ого, мне понравилось это кино, — сказала я. — Я бы купила билет, чтобы посмотреть его как-нибудь.

Корделия извинилась и сказала, что ей нужно в дамскую комнату. Она уже отошла на несколько шагов, а потом вдруг развернулась и подошла к нам, остановилась рядом со столиком и сверху вниз посмотрела на меня.

— Не путай возвращение Тома с победой над ним, — сказала она.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я.

— Я совершила подобную ошибку с Джонатаном, — ответила Корделия. — Он вернулся ко мне, поджав хвост, и у меня появилось такое чувство, словно я выиграла, словно одержала верх над другой женщиной в каком-то соревновании. А на самом деле произошло совсем другое: я заполучила обратно полного осла.

И с этими словами она удалилась.

Бонни протянула руку над своим животом, через стол, и сжала мою ладонь.

— Все будет нормально, — сказала она. — Ты ведь знаешь это, правда?

Я лишь пожала плечами в ответ.

— Пообещай мне одну вещь, — попросила Бонни.

— Какую?

— Пообещай, что не станешь торопиться.

— Ну, разумеется, — сказала я. — Не стану. А как же еще.

В тот вечер пришел Том, чтобы забрать свои клюшки для гольфа — у него рано утром должна была состояться игра. Через восемь минут мы лежали в постели. Я знаю, что прошло ровно восемь минут, благодаря блокам кабельного телевидения, которые синхронизированы. Когда зазвенел дверной звонок, блок кабельного телевидения в гостиной показывал 9:13, а потом, стоя на коленях на пуховом одеяле и стягивая с себя свитер с высоким воротом, я случайно бросила взгляд на блок КТВ, стоящий на комоде, — на нем светились цифры 9:21.