Настоящая любовь - Сара Данн

Итак, мы занимались сексом. И я отдавала себе отчет во многих вещах, пока мы с Томом занимались сексом после такого перерыва. Но самое главное, меня беспокоила мысль: все ли мы делаем так, как привыкли раньше? Если нет, то что именно изменилось? Понимаю, что это звучит скверно, но ничего не могу с собой поделать. Я виню в этом Матта, или, если быть более точной, виню в этом историю, которую Матт рассказал по этому поводу.

А история такая. Когда Матт учился на первом курсе колледжа, его подружка Дейзи отправилась на весенние каникулы в Пуэрто-Рико вместе с другими девчонками. В общем, у Матта с Дейзи был один из этих непонятных романов, какие иногда случаются у первокурсников. К концу третьей недели учебы в колледже они достигли почти супружеской близости, а потом просто поддерживали эти отношения, готовя вместе спагетти с соусом и нося джинсы друг друга. Ну вот, Дейзи возвращается после недели, проведенной в Пуэрто-Рико. Они с Маттом забираются в постель. Где-то посредине она переворачивает его на живот и — извините меня, это невозможно описать приличными словами, поэтому я просто ограничусь медицинскими терминами — начинает стимулировать языком его анальное отверстие. И, как потом сказал Матт, где-то в голове у него зазвенел тревожный звоночек. Который тогда он предпочел проигнорировать. Он не стал спрашивать у Дейзи, где она научилась этой новой смелой штучке. Он не стал немедленно прерывать процесс и, поджаривая ее на медленном огне, требовательно выспрашивать, что же на самом деле произошло в Пуэрто-Рико. Он просто лежал. (Вы можете спросить, откуда мне известны такие подробности. Ну, вы же знаете, мужчины могут быть очень невоздержанны на язык, если на них нажать, а нажимать я всегда умела.)

После того как мы закончили, Том произнес несколько слов, которые положено произнести в подобной ситуации. А потом заснул. Я лежала не сомкнув глаз, пялясь в потолок. Новых штучек не было. Как хорошо, подумала я. То есть с этим покончено. Может быть, Кейт Пирс была той самой женщиной, с которой Тому нужно было переспать, чтобы понять, как сильно он меня любит. Похоже, стоило бы остановиться на числе три. Потом мне пришло в голову следующее: интересно, получится ли выйти замуж за мужчину, который меня обманывал? Я задумалась над тем, можно ли будет назвать такой поступок умным. Пожалуй, нет, решила я. Затем задумалась над тем, остановит ли меня то, что такой поступок нельзя будет назвать умным. Пожалуй, нет, решила я.

Многое было сказано о женщинах старше тридцати, которые хотят выйти замуж, и я совершенно не уверена, что смогу добавить что-то новое. Тем не менее считаю себя неплохим экспертом в этой области, хотя бы потому, что тревожное волнение, которое начинает испытывать большинство одиноких женщин на свой, скажем, двадцать девятый день рождения, обрушилось на меня в тринадцатилетнем возрасте. И с той поры оно только нарастало. Боязнь не суметь выйти замуж преследовала меня так давно, что мне иногда кажется, что я не смогу нести ответственности за свое поведение, когда речь заходит о замужестве.

В евангелистской субкультуре к одиноким женщинам относятся с такой огромной долей жалости и пренебрежения, с которой доминирующая культура никогда не сможет сравниться — даже посредством журнала «Тайм» со статьями о возрастающем уровне бесплодия и о том, что на каждого холостого мужчину приходится шесть незамужних женщин, о женоненавистнической чепухе, о сорокалетних старых девах и крушениях самолетов. Потому что если женщина-евангелистка не смогла найти себе супруга, то это рассматривается как непоправимая трагедия. В том, что касается любой другой одинокой женщины, трагедия — по крайней мере, на посторонний взгляд — кажется не такой уж и страшной. Она ослабляется и смягчается тем, что эта другая женщина встречает новых мужчин, ездит в увеселительные поездки, целуется в укромных уголках на вечеринках, просыпается в компании перспективных незнакомцев, ест бутерброды в постели с бывшими приятелями после сексуального совокупления, которое предваряется словами: «Это не такая уж хорошая мысль». Ее жизнь может быть и грустной, и одинокой, и даже иногда ужасной, но, по крайней мере, она интересна. С девушкой-христианкой все обстоит с точностью до наоборот. По сути своей она — исполнительная и покорная служанка патриархата, с чрезмерно большими сковородками для приготовления оладий, которые хранятся в буфете, с букетами сухих цветов, выстроенных на полке над камином, всегда жизнерадостная, всегда оптимистически настроенная, всегда хорошо одетая и изящно причесанная, всегда изысканно изъясняющаяся и всегда благонравная. При всем этом она, несмотря ни на что, надеется все-таки встретить мужчину, который верит в то, во что должно верить, и верит так, как должно верить. Этот мужчина тоже должен быть интеллигентным, добрым, смешным и привлекательным. Остальные двенадцать характеристик я позабыла. Я хочу сказать, что достаточно трудно найти кого-нибудь, с кем вам захочется прожить жизнь. Но если вы вынуждены более или менее сузить поле поиска до шестерки чудаковатых холостяков, которые крутятся вокруг храма по утрам в воскресенье — один из них слишком нарочито смахивает на Иисуса — будущее начинает казаться абсолютно безнадежным. Иногда я думаю, что вовсе не случайно решила впервые заняться сексом, когда мне исполнилось двадцать пять. Наверное, какая-то часть меня решила, что если уж Господь распорядился так, чтобы я осталась уродиной, да еще с причудами, то, по крайней мере, я смогу насладиться сексом.

Я продолжаю считать, что сказала об этом все что могла, что дубинкой выколотила из этого жизнь, но, очевидно, это не так. Теперь стало понятным, что я слишком близко подошла к черте, за которой начинается брюзгливость — черта, которая представляется мне исключительно непривлекательной — но здесь, похоже, я ничего не могу с собой поделать. Ну что ж…

За несколько месяцев до описываемых событий я случайно столкнулась со старой подругой матери, у которой была дочь моего возраста. Вместе с дочерью этой женщины мы ходили в церковь, вместе пели в хоре, вместе ездили в лагерь, и, пусть даже не виделись бог знает сколько лет, я по-прежнему считаю ее своей подругой. И вот ее матушка сказала мне очень небрежно, пока мы ожидали зеленого света светофора на углу: ее дочь надеется, что Иисус не возвратится, пока она не выйдет замуж, потому что она не хочет упустить свой шанс позаниматься сексом. Потом она рассмеялась. У вас, наверное, возникла целая куча вопросов — и первый из них, конечно, такой: почему эта женщина сочла нужным рассказать мне, что ее тридцатидвухлетняя дочь по-прежнему девственница? Я, правда, вспомнила об этом потому, что, взрослея, большую часть времени испытывала абсолютно те же самые чувства. Мне нужно было как можно быстрее выйти замуж. Просто чтобы Иисус не возвратился раньше, до того как я успею позаниматься сексом, а мне не разрешалось заниматься сексом до замужества. Вот поэтому мне нужно было успеть выйти замуж до того, как возвратится Иисус, что, как всем известно, могло случиться в любой момент. Яко тать в ночи. Это прекрасно объясняет некоторые подозрения, которые я питала в отношении секса, а именно: он имеет чрезвычайно большое значение и остается тем, что я не желаю упустить ни в коем случае. И объясняет мою прозаичную убежденность в том, что вскоре на востоке с небес на землю в свете лучей славы сойдет Иисус с мечом в руке и возвестит Армагеддон. (То, что произойдет дальше, варьируется в зависимости от теологии, но есть одна вещь, в которой все единодушны — для секса там не найдется места.)