Исчезающая лестница - Морин Джонсон

— Ну так смотри быстрее, — сказал он.

Как сказал Эдвард Кинг, поговорить любезно с человеком не составляет труда.

Дэвид даже голосом немного походил на отца. Слова другие, но вот тембр тот же самый. Яд Кинга проник повсюду.

— Это от меня не зависит, — резко бросила она.

— Я ничего такого и не говорил, — ответил Дэвид, — просто… время-то идет.

— Моей вины в этом нет…

— Я и не утверждал, что…

— Ну конечно! Зато ведешь себя так, будто это все из-за меня! — сказала она и ушла.

Ввергнуть себя в состояние возмущения оказалось на удивление легко. Ей приходилось бороться с собой: не видеть Дэвида, отвергать свои чувства к нему. Желания из себя надо выдавливать. Ссора была не хуже любого другого способа от всего отвлечься. Только вот работала далеко не до конца.

К тому же Стиви помимо своей воли задавалась вопросом: Дэвид винил ее в случившемся? А все остальные?

— Анатомия, — сказала Пикс, написав это слово маркером на белой доске, — греческое слово. Префикс «ана» означает «отдельно». Корень «том» — «резать». А вот термин «диссекция», то есть вскрытие, пришел к нам из латыни. «Дис» тоже означает «отдельно», корень «секаре» — «резать». Таким образом, анатомия и вскрытие близки как по языку, так и на практике. Чтобы понять, как функционирует тело, надо залезть в него и посмотреть.

В понедельник утром Стиви опять пошла на занятия в рамках первого курса — анатомию и физиологию, которые преподавала Пикс. Анатомия относилась к числу тех предметов, которые она больше всего жаждала изучать в Эллингэмской академии, — эту науку ей полагалось знать.

По программе они подошли к вскрытию, а это означало, что заниматься теперь будут в лаборатории. К тому же теперь у нее был новый напарник — Мадж с его цветными контактными линзами.

— На этой ноте, — произнесла Пикс, — давайте спустимся вниз, где каждый из вас возьмет набор инструментов для вскрытия, овечье сердце и займет свое рабочее место.

Стиви без особой охоты пошла вниз, взяла один из подносов с ассортиментом скальпелей, ножниц и зондов, потом вытащила из холодильника овечье сердце в вакуумной упаковке — темно-красное, почти что черное.

— Ты что предпочитаешь: резать или рисовать схему? — спросил Мадж.

Стиви бросила взгляд на сердце. Оно напоминало собой упакованную вареную свеклу и, как ей ни нравилось надевать перчатки, особого восторга у нее не вызывало.

— Рисовать, — ответила она.

— Отлично.

Они натянули лабораторные перчатки, Мадж взял сердце и разрезал пакет.

— Любишь анатомию? — спросила она.

— Обожаю, — спокойно ответил Мадж.

— Хочешь стать врачом?

— Хочу работать в «Диснейуорлде», — сказал он.

Стиви подняла глаза на своего напарника по лаборатории и окинула взглядом все его шесть с половиной футов роста, включая крашеные волосы цвета воронова крыла, пурпурные контактные линзы, придававшие зрачкам вид как у змеи, шипастые кольца и браслеты.

— Что ты на меня так смотришь? — спросил он.

— В «Диснейуорлде»? — спросила она.

— Да, я люблю Всемирный центр отдыха Уолта Диснея. Смотри.

Он наклонился и пальцами в перчатках потянул за воротник своей футболки с надписью Slipknot. Там обнаружился приколотый булавкой предмет — покрытый эмалью значок с изображением Микки Мауса.

— Такие вручают тем, кто проработал там год, — сказал он, — я собираю их. У меня таких уже около сотни.

Мадж опять выпрямился.

— Вот почему у меня нет татуировок, — сказал он, — актеры не должны иметь их, по крайней мере, на виду.

— Ты хочешь стать там актером? — спросила Стиви. — Типа изображать из себя Микки Мауса?

— В «Диснейуорлде» весь персонал называют актерами, — сказал он, — в конечном счете я хотел бы создавать новые аттракционы, но для начала могу поработать и с посетителями парка. Где делаем первый надрез?

Выйдя из здания и все еще распространяя вокруг себя запах анатомирования, Стиви увидела Дэвида, который сидел и ждал ее. На нем были солнцезащитные очки, выглядел он самодовольным.

— Привет, Скуби, — сказал он, — ну что, блестящие идеи в твой голове не появились?

Прошлым вечером Стиви с ним поговорила, рассказав о том, что ей удалось увидеть в подвале, хотя этот осмотр отнюдь не позволил ей продвинуться вперед.

— Я тебе говорила, — сказала она, — она явно прошла по потайному ходу, похватала то, что было под рукой, чтобы дотянуться до окна, и вылезла.

— Это мы знаем, — ответил Дэвид. — Странно другое: она ничего не сказала мне о том, что одна из стен в Гранд-Хаусе на самом деле на шарнирах, что ее можно повернуть, открыть и уйти. Мы с ней делились такого рода сведениями.

— А другие такие ходы тебе известны? — спросила Стиви.

— Я много чего знаю, — с улыбкой произнес он. — Если будешь себя хорошо вести, то я, возможно, тебе и расскажу. Весь вопрос в том, как она выбралась из окна и потом буквально растворилась. С учетом всего того, о чем я уже говорил.

— А какие у тебя на этот счет мысли? — сказала Стиви. — Поставь себя на ее место.

— Возможно, той ночью она где-то спряталась, — ответил он, — у меня всегда было такое ощущение. Мне кажется, она где-то затаилась и сидела до тех пор, пока не придумала, что делать дальше. Нор, в которые можно забиться, здесь полно. Но потом идет провал, и как раз это меня и беспокоит. Ни куртки, ни телефона. Даже не знаю. Где-то она телефоном воспользовалась. Но где — я не знаю и узнать не могу. Хотя… думаю, мне надо сходить к математичке.

— Ты пойдешь к математичке? — спросила Стиви.

— Время от времени я к ней заглядываю, — ответил он. — Коротышке приходится вставать на пальцы. Доктор Шорт… она меня обожает. Остальные — тоже. Я вообще симпатичный.

Он снял очки, подмигнул ей, повернулся и направился в класс.

Что, черт возьми, это может значить? Они явно опять подружились. Дэвид, по крайней мере, считал именно так.

Стиви стряхнула с себя замешательство и направилась в Гранд-Хаус. Ей предстояла работа.

В мансарде Эллингэма царила подлинная магия. На территории всей школы она, эта пещера, возвышающаяся над всем остальным, просторная и широкая, размером с отпечаток ноги Гранд-Хауса, пожалуй, была самым укромным уголком. Она утопала в полумраке, который едва рассеивал сочившийся сквозь жалюзи свет. Именно здесь, на этих железных полках, нашли последнее пристанище обломки жизни Эллингэма. Стиви еще раз прошла среди них, открывая свою душу для покоя. В мансарде слегка пахло пылью, но то была прекрасная пыль легенд, нежно плененная ворсом бархата, осевшая свежевыпавшим снегом на зеркалах. Здесь все оказалось в ловушке времени.