Пьесы - Юрий Александрович Буряковский

в темноте разглядеть не могут.

Т о н я. Ох, ути наши. Гад какой-то пьяный! Сбегаю, прирежу, пока не поздно.

Ж е л е з н я к. Я сам, Тоня.

К а л и н а (схватил за руку). Пережди! Всякое бывает.

Ж е л е з н я к. С пьяным дураком не совладею?

К а л и н а. В меня трезвые палили из обреза.

Ж е л е з н я к. Когда это было? Пусти.

Т о н я (удерживает его). Никуда не пойдешь, Димочка!

С е р г е й. Боюсь, предупреждение это тебе.

Василек бегом бросается со двора к морю.

Ж е л е з н я к (вырывается). Все с дороги!

С е р г е й (устремляется за ним). Дмитрий, осторожно.

Т о н я (бежит, сбрасывая на ходу туфли). Страшно мне…

С берега доносятся свистки, возбужденные голоса.

М а р т а (удерживает Тоню). Не пущу!

Раздается еще один выстрел.

Т о н я (кричит). Диму убили!

Все бросаются к берегу. В темноте вспыхивает луч карманного фонарика. Навстречу тяжело шагает  Ж е л е з н я к , несет кого-то на руках.

Ж е л е з н я к. Дорогу!

Т о н я. Жив, живой! (В ужасе). Кто это у тебя?

Ж е л е з н я к. Василек… без сознания. Первым добежал, прикрыл меня. Неотложку вызывайте. Тоня, скорее шприц!

Железняк скрывается со своей ношей в доме. Тоня и остальные идут за ним.

Т о н я (в дверях). Нет, нет, только мешать будете.

К а л и н а. Ко мне бегите звонить. До чего докатилось! (Достает ключи).

К о л о м и е ц, С е р г е й, О л е к  и  И р и ш а  ведут во двор  Д у б к о  и  С а м б у р а. Все оцепенело смотрят на них.

С е р г е й. Жив Василек?

К а л и н а. Был живой. Дмитрий, выйди-ка!

Железняк выходит. Молча смотрит. В окне появляется  Т о н я.

Т о н я. Чуяло мое сердце! (Скрывается в комнате).

Ж е л е з н я к. Вот мы и узнали всю правду.

В а р я. Не может быть, не может быть, не может быть…

К о л о м и е ц (показывает на Дубко). Он стрелял. С лодки.

М а р т а. Нет! Нет у него ружья, никогда и не было!

К а л и н а (сует ключи Ирише). Лети ко мне, врача вызывай!

Ириша, схватив ключи, убегает.

С е р г е й. Уйти в море не успел.

О л е к (кивает на Сергея). Наперехват они бросились с сержантом.

К а л и н а. Старый трюк кулацкий. Ружье — в море?

К о л о м и е ц. Машину поймать надо. (Уходит).

С е р г е й. Прятаться побежал к твоему соседу, Дмитрий. У него и взяли.

В а р я. К нам?!

Ж е л е з н я к. К моему соседу…

В дверях появляется  Т о н я.

Т о н я. Нет врача еще? Укол сделала, дыхание есть пока. (С ненавистью смотрит на Дубко и Самбура). И не провалится земля? (Возвращается в дом).

Д у б к о. Говорил вам всем — отпустите с миром…

М а р т а. Ты! Ты! Все — ты…

С а м б у р. Ко мне забежал? Со страху, в первый двор! Десять лет я в глаза его не видел!

Д у б к о (ошеломлен таким вероломством). А кто мне ружье это сейчас дал?!

С а м б у р. Какое ружье? Продал я свое давно. Знать ничего не знаю.

В а р я (выступает вперед). Знать не знаете? Десять лет не видели? Спокойны — Василек ничего не скажет… А кто в понедельник там, на Синюхе, целый час наедине сговаривался с Дубко? У кого подлец этот сегодня за столом сидел? С кем планы строили, как сына своего страхом взять?

С а м б у р (отшатнулся). Варя, кровь моя… Такое — на родного отца? Дочь, опомнись!

В а р я. Опомнилась.

Ж е л е з н я к. Понимаешь ты, Варя, что сказала сейчас?

В а р я. Больше некому. (Подходит к окну). Жив он еще, Тоня? (Всем). Дышит.

С е р г е й. Да… Один день в жизни, один вечер…

Ж е л е з н я к. И умирает человек в двадцать лет. И лежать там должен был я…

Вбегает запыхавшаяся  И р и ш а.

И р и ш а. Василек — как? Выехал доктор. Я ждать буду на углу. (Уходит).

С а м б у р. Жизнью клянусь, Дмитрий! Постращать только хотел, уток пострелять… Такого и в мыслях не имел… Не стерпел дурак этот, пальнул еще раз. Сын, последний раз поверь!

Ж е л е з н я к. Долго вы людей путали-пугали, долго. Все испробовали, все ключики и отмычки… А к чему вернулись? К тому же обрезу кулацкому? И с кем остались? Дочь родная отреклась! (Дубко). Убил бы меня. А они все? Молчали бы со страху, да? (Самбуру). Что, страшно, наконец, самим стало?

С а м б у р (прямо в глаза). Нет, теперь не страшно уже… бывший сын. Всю жизнь гнул меня страх, не давал дышать. Устал я сидеть на вашем крючке, играть втемную. Теперь — конец. Все ты спрашивал, зачем мне денег столько? Да, сейнера не купишь, магазин не откроешь… А все равно с деньгами человек — выше всех, свободная личность. Законы, порядки, правила ваши — видимость это одна, дым! (Долго смотрит на Варю). Вру я. Всю жизнь себе и другим врал. Вот — не нужны ей мои деньги…

Слышен шум подъехавшей машины. Входит  К о л о м и е ц.

К о л о м и е ц. Прошу, граждане. (Олеку). Ты, парень, со мной. (Железняку). Похоже, отыскали тот самый след, Дмитрий Иванович?

Д у б к о. Финита!

Самбура и Дубко уводят. Самбур хотел что-то сказать, но только обвел всех долгим взглядом.

В а р я. Вот я чья дочь, Сергей…

С е р г е й (подходит). Уедем, Варя, все зарастет.

В а р я. Нет, Сережа, здесь я должна остаться.

С е р г е й. Варя, любим мы друг друга!

В а р я. Мне еще человеком стать нужно… Самой.

С е р г е й. Ждать буду тебя. Год. Два. Десять.

Варя прикладывает его ладонь к своему лицу.

Т о н я (выходит). Не дождался Василек врача. Все.

Все стоят, низко опустив головы.

Ж е л е з н я к. Нет, не все… не все…

К а л и н а (словно эхо). Не все…

Вместе с  И р и ш е й  стремительно входит доктор.

Д о к т о р. Кто здесь ранен? Чем? Где он?

Ж е л е з н я к (протягивает ладонь, на ней дробинка). Такой маленькой штучкой. Дробинкой. Уже не нужны вы ему, доктор.

Д о к т о р. Посмотрим. Кто проводит?

Тоня ведет доктора в дом.

Ж е л е з н я к (рассматривает дробинку). А может, не одним этим свалило Василька? Деликатные люди, чуткие, — не спросите, не скажете: «Сменщик твой, самый близкий на работе человек — убит… сестра задыхалась в темной яме… хорошей женщине Марте чуть жизнь не сломало… Как же это случилось? Где-то далеко искал отравителя душ, а он рядом, под одной крышей?»

С е р г е й. Некому здесь судить тебя, Дмитрий! Во всяком бою за победу платить приходится.

Ж е л е з н я к (медленно, словно сам с собой). По-разному идут в бой. И разная плата бывает за победу… Не вчера началась эта история… Вернулся я с фронта, считал — каждый у нас сейчас должен быть вроде святого. И правда, на труд мы набросились, как в пустыне на воду. У всех — жажда! А тут рядом отец названный. Ночью калымит в море, днем торговлишка… Вода, вареха… Ругался, требовал, до кулаков доходило. Нажму — пообещает бросить и опять обманет. И тогда, правду скажу, плюнул я, махнул рукой… Дом разделили, жизнь разделили. Считал — трухлявое дерево, на поре само свалится, корни мертвые. Какая, мол, у него опора в нашей жизни? Марширует она полным ходом и плюет на